Проклятие Батори - Линда Лафферти

– Понятно, – сказал он, протягивая руку. Янош заметил в рукопожатии холодную формальность.

– Я пришел поговорить с вами. – Янош придвинулся к уху пастора. – Но наша беседа должна пройти в надежном месте, дабы никто не услышал. Я друг Виды.

Глаза Поникенуша сверкнули в темноте. Пастор внимательно посмотрел Яношу в лицо.

– Я помню тебя, – кивнул он. – Это ведь ты отвез ее к знахарке.

– Девушка обезумела от боли.

– Я рад, что ты пришел в дом Господень. Нет более надежного места, чтобы поговорить. Под здешними сводами не прячутся жулики, а в темных углах нет шпионов. В нашей смиренной церкви есть только эта комната для верующих. Сядь, сын мой. Пожалуйста.

– Я говорил с графом Турзо, – начал Сильваши. – Он сказал мне, что вы похоронили тела многих десятков девушек…

– Да, это святая правда. Но я сказал графине, что больше не стану этого делать.

– Они были убиты?

Поникенуш облизал губы.

– Что интересует тебя в их смерти, конюший?

– Зная это, я не буду служить графине, святой отец. Я буду искать справедливости.

Пастор Поникенуш склонил голову.

– Да, – наконец проговорил он. – Они были убиты. – В сумерках его глаза блеснули. – В этом нет сомнений. Зверски замучены, и их тела изувечены. Да благословит Господь их невинные души.

– Замучены… А она, что же, отправила похоронить их на церковном дворе?

– Со всеми церковными ритуалами. Она настаивала на этом. Придумав ложь об их смерти, хотя стоило лишь осмотреть их, чтобы узнать правду. Тела были обескровлены через вскрытые вены. Я благословляю их души, но теперь я отказался использовать наше кладбище как хранилище для сокрытия столь дьявольской жестокости.

Янош обежал взглядом скромную церковь, здесь было холодно и мрачно. Грубые восковые свечи испускали едкий запах.

– Дьявольской?

– Графиня Батори наслаждается муками других. Кому удалось ускользнуть от нее живыми, рассказывают, как голых девушек бичуют, их интимные части прижигают, как графиня сама кусает их груди, подобно бешеной собаке.

Янош подумал о Зузане.

– Вы обладаете большим мужеством, бросая вызов графине, – сказал он.

– Я служу Господу, – ответил Поникенуш, – и не могу мириться со злодеяниями графини. Я должен оберегать жизни и души верующих. Вот почему я начал переговоры с палатином Турзо и написал нашему королю.

Янош протянул пастору руку.

– Тогда мы – братья в этой общей цели. Мы должны вывести ее кровавые дела на свет правосудия.

– Графиня определенно предстанет перед Божьим судом, – сказал пастор, глядя мимо Яноша на крест на алтаре. – Сомневаюсь я лишь в суде земном…

Где-то в Словакии

25 декабря 2010 года

Грейс вздохнула, слезы оставили мокрые следы у нее на лице. По ее расчетам, уже наступило Рождество. Бетси, наверное, сходит с ума от волнения… В голове мелькнуло воспоминание – то несчастное Рождество в Карбондейле, когда она так напилась сливовым бренди. Первое Рождество после того, как умер муж.

Нет. Оказывается, он был убит. Его убили. А теперь, что же, это сумасшедший и ее прикончит?

Почему она ничего не заподозрила в ту ночь в отеле в Пьештянах?

Грейс покачала головой, вспоминая ночь, когда ее похитили.

Шикарная столовая в отеле «Термия» была увешана люстрами, сверкавшими в зеркалах. Она сидела недалеко от входа, глядя в высокие, от пола до потолка, окна на освещенный сад.

Тогда Грейс заказала чесночный суп, словацкое фирменное блюдо. Оно должно было помочь ей поскорее согреться. Весь день она ходила по развалинам Чахтицкого замка, сравнивая начерченный в XVII веке план с нынешними руинами.

Дул свирепый ветер, и камни сверкали на морозе. Грунт был коварным. За весь день она видела только пятерых посетителей, кутавшихся в теплые шарфы и пальто. Они несколько раз щелкнули фотоаппаратом и поспешили назад, вниз по крутой дороге, чтобы укрыться от ветра.

В отеле «Термия» было тепло, хотя помещение и напоминало пещеру. Она кивнула принимавшей заказ официантке.

– Я бы хотела diviak lesny – дикий кабан? – в кислом вишневом соусе, – сказала Грейс, внезапно ощутив голод.

Словацкая девушка улыбнулась на попытку американки говорить на ее языке.

– Dobre, – ответила она, записав заказ. А потом петляла среди столиков, за которыми сидели избыточного веса немцы, арабы, русские, еврейские хасиды, приехавшие в Пьештяны на воды.

Вернувшись, официантка поставила на стол фужер шампанского.

– Я не заказывала, – запротестовала Грейс.

– Это заказал вон тот мужчина, – ответила официантка, осторожно склонив голову налево. – В… смокинге?

– Да, правильно, – подтвердила Грейс.

Она обернулась и увидела седовласого мужчину, который выходил из-за стола. Ей хотелось надеть очки, чтобы рассмотреть его внимательнее. Приняв от официанта зимний плащ, мужчина застегнул его, взял трость с серебряным набалдашником и отвесил Грейс низкий поклон в подчеркнутой, старомодной манере. Она признательно наклонила голову и выговорила:

– Спасибо.

– Скажите, кто это? – шепотом спросила она официантку.

– Я только знаю, что он граф. Кажется, из Венгрии, но в совершенстве говорит по-словацки. Он ужинает у нас несколько раз в год.

Мужчина ушел, повернувшись спиной в плаще к наблюдавшим за ним женщинам.

* * *

Насладившись диким кабаном, картофелем в масле и капустой с тмином, Грейс отказалась от десерта. Полбутылки каберне вместе с шампанским от таинственного незнакомца ударили в голову.

Она не спеша попила крепкого черного кофе. В Словакии действуют строгие законы о вождении автомобиля в нетрезвом состоянии, и ей пришлось вспоминать путь обратно в пансион.

Когда в голове наконец прояснилось, Грейс встала и посмотрела на место, где раньше видела незнакомца. И по спине ее словно кто-то провел холодным пальцем.

На улице шел сильный дождь. Служащий отеля проводил ее до взятой напрокат машины. Ветровое стекло залепило мокрыми листьями, и служащий попытался очистить его.

Под проливным дождем она пересекла мост с острова в деревню Моравани-над-Вагом – и тут ощутила у себя на виске сталь.

– Езжайте осторожнее, доктор Пэт, не то убьете нас обоих.

Машина вильнула, отчего ствол пистолета ударил ее по голове.

Грейс восстановила контроль над машиной и стала смотреть вперед. Ее руки крепко вцепились в руль, так что побелели костяшки пальцев.