Дольмен - Михаил Однобибл

Елена, которую отбросило взрывной волной, лежит на горячем асфальте моста, висящего над пропастью, и видит сон: бывшее единым туловище кентавра разделилось на две кровавые половины: конскую и человечью. И человечья часть отброшена далеко в сторону, она все еще летит по мосту. А лошадиная сучит ногами, пытаясь подняться. И человеческая половина, остановившись и встряхнувшись, вдруг встает, опираясь на руки, и ползет на локтях к лошадиной части, за ней тянутся кишки, точно корни, оставляя багровый след, похожий на сок кизила. «Кав-каз, Кав-каз», – едва слышно шепчут губы ползущего. «Кав-каз», – и на полдороге он падает лицом в мертвый черный асфальт.

«А-а-а! А-а-а!» – орет циклоп, который сидит далеко в стороне, возле рваной дыры, появившейся в асфальте. И опять: «А-а-а! А-а-а!»

Александр, заткнув уши, стоит посреди моста. Рогатое оружие валяется у его ног. Содержимое рюкзаков разбросано по всей дороге. А из черной дыры тоннеля бегут к ним люди в масках с автоматами наперевес. Елена видит, как Александр наклоняется за длиннотенным оружием, поднимает его и направляет в сторону бегущих людей. Елена вскакивает и, стремительная, бросается между дулом автомата и бегущими. Раскинув руки крестом, она кричит, не слыша себя: «Саша, Саша, Саша, нет, нет, не надо!» – и видит глаза внука с огромными зрачками.

И вдруг один из вертолетов, круживших над мостом, завис над ними, отрезая от людей в камуфляжной форме, и Елена увидела в кабине, за стеклом, Сергея Самолетова! Дверца открылась, оттуда выскочила лесенка. «Быстрей!» – крикнул Самолетов, стараясь перекричать бурный грохот моторов, и они, трое, вскарабкавшись поочередно по лестнице, оказались на борту. А через минуту Елена увидела мост сверху: вокруг не воссоединившихся останков кентавра – двух метров не хватило, – уронив руки, опустив головы, стояли люди в камуфляжной форме, снявшие свои ужасные маски.

– Почему они не стреляют в нас? – угрюмо спросил Саша, глядя из кабины пилота вниз.

– Потому что они думают, что я – на их стороне, – отвечал ему отец, державший штурвал.

– А ты что: на их стороне?! – заорал Александр и сделал шаг к двери, как будто собирался выпрыгнуть из вертолета.

– Успокойся, – говорил отец, – я вижу, что никакие вы не заложники, а он не террорист, – обернулся Самолетов к циклопу, который, не отрываясь, смотрел вниз, на мост, где навсегда остался его раздвоившийся отец, на далекий мост, который превратился уже в убыхскую цирковую веревку, перекинутую между двумя вершинами.

– А мы думали, что это они – террористы, – говорила Елена, тоже смотревшая вниз.

– Куда летим? – спросил Сергей Самолетов.

– На Пластунку. Куда ж еще, – угрюмо ответил Александр.

Вертолет, точно железный дракон, проносится над городом, который занял все морское побережье, и забирается на горы, но вершины городу не по зубам, разве что склоны. Елена старается не смотреть на циклопа, который стоит на коленях, уткнув лицо в дребезжащее стекло. Она наклоняется и, послюнив пальцы, машинально пытается стереть со своих кроссовок кровь кентавра. Саша сидит во втором кресле пилота, рядом с отцом. Все молчат, только вертолет громко бормочет что-то на языке машин, который понять, наверное, мог только Мирон Иксионид.

– На Пластунке должна быть еще одна группа, – кричит, стараясь переорать вертолет, Сергей Самолетов. – Думаю, они все еще там. Ведь по времени я уже должен был приземлиться в означенном месте. Раз нас все еще нет, их не станут отзывать.

Циклоп, оторвавшись от созерцания нижнего мира, кричит своим низким, будто из бочки выходящим голосом, обращаясь к Сашиному отцу:

– Тогда нам нужно сесть как можно ближе к дольмену. Простите, нас не представили друг другу. – И он поворачивает голову в сторону Александра. Тот, спохватившись, кричит:

– Папа, это наш с Ленкой очень хороший друг. Он… – Александр понимает, что никак не может выговорить, кто он. Хотя отец наверняка наблюдал сверху за боем кентавра и только из деликатности не спрашивает, что все это значит. Он… Его зовут Поликарп, – договаривает Саша. – Поликарп, а это мой отец, – говорит он с гордостью.

– Я бесконечно счастлив с вами познакомиться, божественный Сергей! – произносит циклоп и поправляет очки и сбившуюся на сторону кепку-«аэродром», потуже затягивая тесемки.

Сергей Самолетов ничего больше не спрашивает, и Елена не может не оценить этого. Может, оттого они и не ужились с Алевтиной, мелькает в ее голове крамольная мысль, что та задавала слишком много вопросов.

– Елена, – позвал циклоп; встав с колен, он вынужден нагнуть голову, чтоб не упереться в потолок, он глядит на нее своими нелепыми очками и бормочет: – Лепокудрая Елена, ты должна будешь остаться дома. Мы с быстроногим вдвоем отправимся за адамантовым мечом, в мой мир. – Она пытается возразить, но он не дает ей и рта раскрыть. – Так надо! Этот меч находится у одной… у одной, скажем так, особы, которая при виде столь очаровательной юной девы ни за что не отдаст нам меч. Это как пить дать!

Елена сникла: мало того, что внук должен отправиться невесть куда, невесть за чем, и, даже если случайно вернется живым, тут ему предстоит такое… А она, выходит, даже не сможет сопровождать его. И еще какая-то тамошняя ревнивая особа, владелица меча, небось полюбовница Поликарпа, вот ведь работник двух миров, куда только Медея смотрела. Да ей-то, Елене, что до этого: наплевать. Не больно-то ей интересна тамошняя жизнь, с тутошней бы как-нибудь разобраться!

– А когда вы вернетесь? – вскричала Елена, отвернувшись к окну.

– Я думаю, скоро, – ответил циклоп и провел своей ручищей по ее волосам.

Елена отстранилась, вот еще: телячьи нежности… или овечьи – очень они ей нужны. Она поглядела на Сергея Самолетова, казалось, всецело занятого управлением своей железной птицей. Он, конечно, в этой ситуации и пальцем не пошевелит. Алевтина, та бы, конечно, ни перед чем не остановилась, а не выпустила бы мальчишку из нашего мирка. Но Елена – не мать, бабушка, и тоже не совсем бабушка, а так, не пойми кто: не пришей кобыле хвост… Нет, нельзя его останавливать, нельзя, иначе все было напрасно. Если она что-то предпримет, то станет соучастницей убийства кентавра. Окажется на стороне тех – камуфляжных. Елена даже заплакала от досады.

Вертолет уже подлетал к Пластунке. Она увидела внизу железный поезд, составленный из красных вагонов, на всех парах влетавший в дыру – глазницу Божественной Овцы. Эрехфей собирает силу, говорил кентавр, чтобы все это сокрыли воды немолчношумящего моря. Гора, наверное, будет жить и на дне моря, избавившись наконец от своего железного ужаса, а вот они… что станет с ними?

Деревянный дом Медеи кажется детским кубиком, забытым на зеленой полянке на краю обрыва, не уследишь – и покатится вниз. Но вот кубик, крутясь и приближаясь, начинает увеличиваться, видны уже заплаты на дощатой крыше, а каменный дольмен сверху и впрямь похож на стол. Во дворе никого не видать. А в доме? На первый взгляд он кажется пустым…

Вертолет стал приземляться – и дом обрел свое основательное земное место. Внезапно из распахнувшейся двери высыпали мужчины в маскировочной форме, как две капли воды похожие на тех, из тоннеля. Но дверь вертолета еще на лету открылась в противоположную от дома сторону: вон крыша дольмена, под брюхом железного чудища. Циклоп выскочил из вертолета на землю, подхватив выпрыгнувшего следом Александра, и тот не сломал все-таки ноги, как опасалась Елена. Она смотрела наружу, держась за край отверзшейся вертолетной дыры: то вниз, на внука с циклопом, то в сторону дома, откуда уже бежали те, с автоматами. Они не стреляли и даже бежали так, вполсилы, потому что деваться этим двоим было ну совершенно некуда, разве только в обрыв сигануть и свернуть себе шеи.