Пятая голова Цербера - Джин Вулф

З: Вы наверняка владеете навыками скорочтения.

С: Да. И я вам скажу, там все шито белыми нитками. Вы говорите о галантерейщике по имени Кюло – думаете, нам неизвестно, что culotte по-французски означает короткие брюки? У вас навязчивая идея, что врачи только тем и занимаются, что продлевают жизнь уродливым женщинам, – вы об этом сами упомянули минуту назад. А в вашем блокноте содержится упоминание о докторе Хагсмите[95]. Два года назад вы появились в Лаоне, ваше прибытие зафиксировал наш агент. Вы носили длинную бороду, как и сейчас, очевидно затем, чтобы исключить возможность случайного опознания. Вы утверждали, что три года провели в горах, а между тем большая часть распроданного вами экспедиционного имущества подозрительно новая, включая пару ненадеванных ботинок. Вы ни разу за три года их не носили.

И вот вы сидите тут и вешаете мне лапшу на уши насчет Земли, где вы явно в жизни не бывали, и притворяетесь, что вам невдомек, как это человек может обрести истинную свободу только путем приобретения рабов. Все это – пребывание в заключении, допросы, жульничество – вам внове, но я к ним привычен. Вы не догадываетесь, что с вами будет дальше? Вас отправят обратно в камеру, потом снова заберут оттуда, доставят сюда, и я опять примусь допрашивать вас, а когда мы закончим, я пойду домой и пообедаю с женой, вы же вернетесь в камеру. Так будут проходить месяцы, и… В июне мы с семьей отправляемся отдыхать на острова. По возвращении я застану вас здесь. Вы еще сильнее похудеете и побледнеете, а слой грязи на вас нарастет не в пример толще, чем сейчас. И в конце концов, когда большую часть жизни вы оставите позади, пожертвовав этой камере, когда от вас останется только призрак человека [96], я добьюсь от вас правды.

Уведите его и давайте следующего!

На этом запись окончилась. Пленка крутилась дальше в тишине, а вот офицер старательно подмывался. Он всегда так делал после половых контактов с женщинами. Мыл он не только гениталии, но также бедра, подмышки и ноги. Он пользовался заготовленным специально для таких случаев парфюмированным мылом, но воду налил в тот же эмалированный тазик, над каким каждое утро брился. Для него это была не простая гигиеническая процедура, он вкладывал в нее особый смысл. Ему было приятно смывать с тела слюну Кассильи.

Наконец-то они принесли мне еще бумаги – толстую кипу, хотя качество у нее не ахти, и вдобавок несколько свечей. В первый и второй их приход, когда они снабжали меня бумагой, я был уверен, что кто-то перечитывает все мною написанное, и потому писал только то, что (с моей точки зрения) могло обернуться в мою пользу. Сейчас, однако, я усомнился в правильности такого подхода. Во время допросов мне ни разу не поставили в вину сознательное искажение информации и даже не обратили внимания на противоречия – а их я в тексте допускал великое множество. Я отдаю себе отчет в том, что пишу я как курица лапой, да еще и так много… Может ли быть так, что никто попросту не дал себе труда вчитаться в написанное мною?

И зачем я так строчу?.. У моих учительниц, паскудных тупоголовых старых баб, всегда было наготове объяснение: потому что я держал (и держу сейчас) перо неправильно. По большому счету, этим ничто не объясняется. Почему я держу его именно так, а не иначе? Я хорошо помню первый урок письма в школе. Учительница сперва показала нам, как правильно держать перо, потом по очереди подходила к каждому и ставила пальцы на место. Мне она их заломила так, что я оказался в состоянии нарисовать только дрожащие неразборчивые палочки, а от моего пера бумага то и дело рвалась. Меня за это наказывали так, что по моем возвращении домой мать вынуждена была уходить вверх по реке, где не было выхода стоков, и стирать там одежду, отчищая ее от крови, а я, смущенный и пристыженный, как нашкодивший кот, оставался дома, завернувшись в кусок ткани или старый парус. В конце концов после долгих экспериментов я научился держать перо так, как держу его сейчас, зажав между указательным и средним пальцами. Большой палец волен заниматься, чем хочет. Я утратил звание Мальчика, Который Не Умеет Писать, и получил взамен титул Мальчика, Который Пишет Хуже Всех. А поскольку такой ученик (и никогда ученица) должен, так или иначе, быть в каждом классе, меня перестали пороть.

Ответ на вопрос, почему я держал перо именно так, а не иначе, таков: потому что, если я держу его иначе, несвойственным мне способом, я вообще ничего не в состоянии написать. Минуту назад я в первый раз за много лет проверил это и убедился, что во мне ничего не изменилось.

Знаете закон Долло?[97] Исследуя панцири ископаемых черепах [98], великий бельгиец сформулировал свой Закон Необратимости Эволюции: «Орган, претерпевший дегенерацию в ходе эволюции, никогда больше не примет исходные размеры, а исчезнувший орган никогда не появится снова; если же потомки возвращаются к образу жизни, для которого этот орган имел первостепенное значение, орган тем не менее не восстанавливает утраченное состояние, а организм вырабатывает ему замену»[99].

Я размышлял, где может находиться моя подземная камера. Я часто проходил мимо цитадели пешком или проезжал в экипаже, и хотя она очень велика, размеры ее все же не настолько значительны, чтобы камера располагалась в застенках прямо под ней – мы со стражником прошли слишком большое расстояние. Итак, с технической точки зрения мое узилище расположено за стенами цитадели. Где именно? Цитадель выходит на Старую Площадь. Направо лежит канал; там камера не может находиться, потому что в ней хотя и холодно, но сухо. Позади цитадели громоздятся палатки и тянутся торговые ряды с многочисленными лавками. В одном из этих магазинчиков я однажды купил медный инструментик – она меня очаровала, нехитрая поделка из скоб, зубчатых зажимов и жестких маленьких крючков. Я все еще не догадываюсь о его предназначении, могу только гадать, не применяется ли оно в ветеринарной медицине. Воображаю, как его погружают в разъятый живот большой ломовой лошади, проталкивают мимо печени и тонкого кишечника, отводят селезенку и, приближая к позвоночнику, наконец втыкают в пораженную болезнью и подлежащую иссечению поджелудочную железу. Итак, о чем бишь я? Представляется крайне маловероятным, чтобы они построили камеры под этим местом, потому что оно отстоит от цитадели на приличном расстоянии, и друзья узника (если, разумеется, они у него есть) легко могут строить планы освобождения его оттуда.