Цветной Дозор - Карина Шаинян

Бездомная рядом с этой компанией смотрелась вполне гармонично. Тяжелый пышный узел сбившихся волос, две майки, надетые одна на другую. Яркие белки больших миндалевидных глаз, обращенных к небу. Черты, по которым не определить ни возраст, ни происхождение. Если бы не разводы грязи на лице, женщина выглядела бы относительно нормальной. Тави придвинулась чуть ближе, заранее стараясь не морщиться от запаха давно не мытого тела, и с удивлением поняла, что почти ничего не чует. Да и зубы бездомной, открытые в привычной блаженной улыбке, оказались вполне белыми. Видимо, она все-таки находила где помыться и, может, даже выспаться. И Тави догадывалась, где именно.

Она снова отхлебнула пива, не решаясь завести разговор. К счастью, первый вопрос в таких компаниях был стандартным.

– Откуда ты? – тихо, чтобы не мешать певцу, спросила Тави.

Сумасшедшая медленно перевела на нее взгляд. По лицу скользнула растерянность – как будто ей пришлось порыться в памяти, прежде чем ответить.

– Я американка, – наконец произнесла она. – С Аляски. Знаешь Аляску?

Тави ошарашенно кивнула. Ближний свет! Однако что-то она слышала об Аляске, и не так давно. Проскакивало какое-то упоминание… в каком-то важном контексте… нет, не вспомнить.

– Но это не важно, – тут же сказала женщина. – У меня нет дома. Я не такая, как все, я другая, да, другая…

Только теперь Тави догадалась посмотреть на ее ауру – и едва не вскрикнула. Иная. Сильная Иная. Неинициированная, так и не выбравшая сторону… Спутанный, рваный контур. Пылающие оттенки. Пугающе знакомый узор…

Аура Тави была почти такой же.

А ее предшественницу перехватил сам Сивапу, и всезнающий Семен не представляет, что с ней стало дальше…

– Ты – художница? – глупо спросила Тави.

– Художница? – Женщина рассмеялась, обнажая крупные белые зубы. – Нет-нет. Я – Паола. Я – Паола, математик. Но теперь это не важно, не важно… – Она ласково улыбнулась Тави и уставилась в небо.

– С тобой что-то случилось, Паола? Что-то плохое? Ты… встретила кого-то?

– Встретила? – Она покачала головой. – Нет-нет, я не встречала, он всегда был. Я одна, сама… Не помню. Я все забыла. Все, все…

Паола обхватила себя за локти, согнулась словно от боли, и Тави стало страшно. Захотелось оставить несчастную в покое, не бередить ее память. Но она не могла. Там, куда она могла убежать от этой женщины, поджидал только ледяной асфальт.

– Не рассказывай. Покажи мне, – тихо попросила Тави и раскрыла свой разум. Паола не инициирована… но у Тави не было ничего, кроме веры в то, что она – сможет.

Глаза женщины были черны, как нефть, и безумны, как вопль белой чайки. Они встретились со светлыми глазами Тави – и та, кувыркаясь, полетела в черно-белый провал.

* * *

…две улыбчивые остроухие собаки с хвостами-бубликами тащат санки, выбрасывая сверкающие снежные буруны. В санках сидит маленькая Паола, закутанная в тысячу меховых одежек, онемевшая от счастья, почти парализованная восторгом. На руках у нее меховые варежки, расшитые толстой синей ниткой, самые красивые варежки на свете…

…лыжи – продолжение ног, руки сливаются с палками, сердце ломится из груди. Паола рвется к финишу, за которым вопит толпа зрителей. Среди них – ее родители. У отца узкие смешливые глаза и круглое темное лицо. Бледная мама зябко прячет руки в муфту, из-под круглой меховой шапки выбилась светлая прядь; она так и не привыкла к холоду, и здесь ее держит только любовь к мужу и дочери. Еще она любит эскимосский фольклор и Джека Лондона. А папа любит Паолу и маму, ходить на лосося, дрессировку ездовых собак. Паола уже достаточно взрослая, чтобы понимать: у них не совсем обычная семья. И сама она – немного необычная. Чуть-чуть иная…

…университетская библиотека, лужица желтого света на тяжелом столе темного дерева. В ней плавает тетрадь, заполненная формулами и графиками. Паола сжимает виски, захваченная, потрясенная непостижимой красотой только что выведенной функции…

…горячая рука на плече. На Паоле венок и длинные ряды бус, щеки измазаны грязью, по обнаженной груди стекают капли дождя. Паола стоит в многотысячной толпе, где все притерты вплотную друг к другу, и смотрит на высокую сцену. Там – черный парень в белой куртке с длинной бахромой. Курчавую голову обхватывает ярко-розовая бандана. Белая гитара в руках стонет человеческим голосом…

…компания веселых хиппи идет по улочке, выделяясь ростом на фоне деловитых маленьких азиатов. По свежему асфальту снуют машины, короткие и округлые, словно облизанные леденцы. Длинное, как поезд, деревянное здание по правую руку кажется странно знакомым. Тави не сразу понимает, в чем дело, но потом догадывается мысленно пририсовать к зданию все атрибуты туристического гетто – и наконец узнает Каосан. Хиппи идут к храму, и среди них шагает радостная, предвкушающая мудрость Паола. До первой публикации «Дао физики» осталось пять лет, но идеи витают в воздухе. В том числе в воздухе вокруг бедовой, но светлой головы Паолы…

…мелькает лицо Дэнга – и пропадает, скрытое трескучей мешаниной черных и белых помех, будто выдернули антенну из старого телевизора. Шипение и хруст нарастают, становятся невыносимыми – а потом кто-то выдергивает шнур.

Тави смотрит в низкое небо Бангкока. Уши закладывает ватная тишина.

Значит, вот как все было, подумала она, очнувшись. Жила-была счастливая и умненькая девочка Паола. Училась, занималась спортом, невинно развлекалась. Мать дала ей любовь к знаниям и тягу к серьезному образованию, отец научил жить настоящим, видеть мир и радоваться мелочам. Паола выросла, полюбила рок-музыку и математику, немного хипповала, немного путешествовала. Не знала, что она Иная; тем более не знала, что – иная среди Иных. А потом встретила Дэнга – и ее счастливая жизнь закончилась. Ясный разум погас, захлестнутый волной безумия. Паола так и осталась на Каосан – неотъемлемой частью улицы, городской сумасшедшей, без которой такое место обойтись не могло… Наверное, монахи присматривают за ней, следят, чтобы не голодала и хоть изредка мылась. Вряд ли для нее можно сделать что-то большее.

– Ты тоже – другая? – нарушила молчание Паола.

– Да, – кивнула Тави. – Я – Иная, как и ты. Светлая…

Паола рассмеялась, искренне и снисходительно. От этого смеха Тави продрал ледяной озноб.

– Света не существует, – сказала Паола тоном, каким обращаются к малышам. – И Тьмы тоже. Я избавилась от них.

* * *

Ветер качнул длиннохвостые лодки, протащил над вмиг поблекшим морем серую тряпку дождя и разом смахнул людей с набережной. Рядом завизжали в три девичьих голоса; Тави оглянулась и увидела убегающих девушек, прячущихся под одним пластиковым плащом, желтым, как одуванчик. Обступившие Ао Нанг скалы растворились в пасмурной хмари. Улица стремительно пустела, с пляжа неслись прочь, прижимая к животам охапки одежды, незадачливые отдыхающие. Андрей дернул Тави за руку.