Он уже идет - Яков Шехтер

– Зачем ты сбежал из коровника, голубчик? – укоризненно произнес рачительный Берко, поднимая теленка. – Пойдем, дружок, я верну тебя в ясли.

Не успел он и трех шагов ступить, как луна зашла за тучу, теленок громко замычал и вдруг произнес человеческим голосом:

– Давай дружить, Берко.

Арендатор от изумления замер как столб, а теленок продолжил:

– Я выполню все твои желания. Только отпусти меня.

Берко изо всех сил ударил его кулаком по голове и швырнул в пруд. Он уже понял, кого взял на руки, и хотел дать деру, но ноги словно приклеились к земле. А теленок вместо того, чтобы утонуть, спокойно выбрался на берег и сказал Берко:

– За то, что ты с пренебрежением отнесся к моим словам, ждет тебя большое пренебрежение. А за то, что ударил, – получишь удар.

Замычал и скрылся в темноте.

Берко долго не мог прийти в себя. Очнувшись, он решил никому про теленка не рассказывать.

«Люди решат, что я рехнулся, – думал он. – А с сумасшедшим нельзя ни торговать, ни совершать сделки. Если бы мне рассказали такое про одного из моих компаньонов, я бы срочно свернул все общие дела. Поэтому надо молчать. Никто не должен знать о случившемся: ни сестра, ни дочь. Женщины легкомысленны, промолчат сегодня – проболтаются завтра, а слух не поймаешь, не посадишь в клетку. От дурной молвы нет спасения».

Если раньше Берко пропускал мимо ушей разговоры Златы о праведном женихе, то после случая с теленком стал думать по-другому. Мудрец Торы, понимающий в тайном знании, очень бы пригодился в хозяйстве для защиты от происков нечистой силы.

Как торговец, Берко хорошо знал, как устроен рынок. Выбирать хороший товар можно лишь на основе своих знаний и собственного опыта. Если полагаться на рекомендации продавцов, обязательно попадешь впросак. Поэтому жениха он решил экзаменовать лично.

Первым делом Берко отправился в Краков и провел две недели в обществе весьма уважаемого раввина. Тряхнув стариной, арендатор уселся за книги, словно много лет назад. Сейчас ему было проще, сейчас у него была совершенно определенная цель. Но вот почему уважаемый раввин решился уделить так много времени арендатору, лучше не спрашивать. Возможно, он благополучно разглядел в нем искреннее желание приблизиться к вере, а возможно, поверил в обещание арендатора приблизить его к желанному благополучию.

В поместье Берко вернулся вооруженный всеми необходимыми инструментами, позвал дочь и за каким-то пустячным разговором внимательно ее рассмотрел. Злате шел шестнадцатый год, и на привередливый вкус она была скорее привлекательной, чем красавицей, но грациозность движений, глубокие синие глаза и уложенные на лбу завитки иссиня-черных волос делали ее неотразимой.

«Вполне можно затевать чехарду со сватами», – решил Берко и тем же вечером написал письмо самому старшему из сватов Курува, реб Йослу. И завертелась, закружилась праздничная карусель женихов.

Берко поставил условие: прежде чем парень будет допущен до встречи со Златой, он должен поговорить с ним. Условие полностью в рамках процесса жениховства, никто не мог предположить, будто под невинной вывеской «поговорить» скрывается многочасовой экзамен.

Увы, ни одному из кандидатов так и не удалось познакомиться со Златой. Все до одного были безжалостно забракованы привередливым Берко.

Никто ведь не знал, что причиной для его дотошных придирок была не вредность характера, а страх перед нечистой силой. Арендатору требовался настоящий мудрец, который сумеет отыскать, как защитить его и семью. Поэтому вопросы были серьезными.

– Сколько раз закон в Талмуде устанавливается по мнению Реш-Лакиша, а не рабби Йоханана? – спрашивал Берко. И если жених отвечал, что шесть, ему тут же предлагали перечислить эти законы. На этом вопросе заканчивали свое жениховство почти все парни. Тех же, кто мог перечислить эти законы, Берко валил наземь требованием подробного разбора всех приведенных случаев.

Ребят, которые преодолевали и этот барьер, арендатор спрашивал о 14 законах, установленных совместно школой Шамая и Гилеля. Законы эти давно уже не применяются, и знать их может только подлинный знаток, человек, обладающий феноменальной памятью. Но такие ребята не приходили сватать дочь арендатора, подлинные знатоки хотели жениться на девушке из семьи мудреца Торы.

Сваты, поначалу заискивавшие перед богачом, понемногу стали переполняться раздражением, перераставшим в открытый гнев. Дело было даже не в упущенном заработке, а в том, что Берко сделал из них идиотов, людей, не умеющих сладить дело. Один из сватов, человек недалекий и недостойный, в запале решил отомстить заносчивому арендатору.

– Я сделаю так, – пообещал он самому себе, – что эта богатая красотка, эта жеманная праведница не только не получит мудреца, а вообще не сумеет выйти замуж.

Подлость отличается от доброго поступка тем, что ее куда проще совершить. Осторожно, избегая прямых высказываний, сват сумел пустить слух, будто красавица Злата закрутила роман с молодым Крашницким и дело будто бы уже дошло до разговоров о крещении и свадьбе в костеле.

Кто-то не верил, а кто-то понимающе хмыкал:

– Ну-ну, не зря Берко давно считает поместье своей собственностью, вот и решил окончательно наложить на него лапу.

Многие возмущались распространению столь оскорбительного и ничем не обоснованного слуха, но чем сильнее они возмущались, тем шире разлеталась весть. Очень быстро во всем Курувском повяте не осталось ушей, в которые не успели бы залить яд клеветы.

И сработало. Предложения от сватов резко пошли на убыль и вскоре исчезли совсем. И даже если появлялся в Куруве сват из другого города и начинал выяснять, как обстоят дела у первой невесты повята, – после многозначительно поднятых бровей и нескольких быстрым шепотом произнесенных фраз навсегда вычеркивал Злату из своего списка.

С кем только ни говорил Берко, к кому ни обращался! Ребе Михл посвятил Злате целую проповедь, укоряя тех, кто верит беспочвенным слухам, отравляя жизнь невинной девушке. Прихожане сочувственно покивали, но женихи от этого у Златы не появились.

Речь шла, разумеется, о достойных парнях. На богатое приданое, словно мухи на мед, со всей Польши слетались в Курув авантюристы и шарлатаны. Большая часть из них не удостаивалась даже разговора с Берко; окинув очередного проходимца беглым взглядом, арендатор сразу указывал ему на порог.

Прошли годы. И неважно, что ни о каком крещении речь никогда не шла и что пан Тадеуш давно женился на графине и переехал жить в Варшаву, – пятно осталось пятном, и Злата продолжала ждать и молиться.

– Написано в Писании, – часто повторял теперь Берко, – что евреи жестоковыйный народ. Но я и представить себе не мог, насколько. О-хо-хо, не мог даже представить…

В день своего тридцатилетия Злата свалилась в горячке. Берко не сомневался, что причиной болезни является несчастная судьба его любимой дочери. Десять