Грани сумерек - Андрей Васильев

— А чем моя скромная особа ему не угодила-то? — опешил я — Ты не в курсе?

— Ты силу Захара Петровича забрал, у того с Евдокимом какие-то терки были ещё со времен царя Гороха. То ли один другого на фронтах Первой Мировой не спас, то кто-то у кого-то фрейлину матушки-императрицы увел — поди знай. Но факт остается фактом — когда дед Захар помер, Евдоким на радостях водку неделю жрал, это всем известно. А ты деду Захару наследовал, так что вроде как в тебе он продолжил жить. Да ещё Ходящим близ Смерти стал, а Евдокиму с его птичьими хлопотами это вообще как гвоздь в пятку. Шутка ли — первый Ходящий за столько времени.

— Птичьим чем?

— Он птичками промышляет — хмыкнул Мишаня — Понимает их, знает все про это дело. Ну, как объяснить… По птицам главный. Нет, так-то штука хорошая — проследить за кем, что-то ещё. Рассказывают, что вороны ему ворованные украшения таскают, тем он и живет. Но это с чужих слов, сам такого не видал. Но так-то он раньше, когда Птичий рынок работал, там одним из самых известных продавцов был, его кенари по Москве лучшими считались. Потом «Птичку» закрыли, и характер у Евдокима совсем испортился. Так что ты его стерегись, дружище.

— Миш, так ты объясни, чем он мне насвинячить может? Из ведьмаков меня не разжалуешь, нет у него такой власти, а что до других мер воздействия… Не знаю, чего и придумать.

— Из ведьмаков не разжалуешь — подтвердил Мишаня — А вот из Круга вышибить можно. Не насовсем, такого не бывает, но на пару-тройку лет запросто. Станешь сам по себе ведьмак.

— И что тут такого?

— Ничего. Вот только никто из нас тебе, если что, помочь не сможет. Ни явно, ни тайно. Нельзя, закон таков. Он не сегодня и не вчера придуман, а ещё тогда, совсем давно. Нарушишь — жди беды. Проверено.

— Плохо.

— Плохо. Но не это самое скверное. Есть кое-что похоже. Ещё не понял, что?

— Погоди-ка — я помрачнел — Кажись сообразил. Если меня из Ведьмачьего Круга выставят, я вроде как сам по себе стану, и все договоры, которые ведьмаки когда-либо с кем-либо заключали, на меня распространяться не будут. Ты об этом?

— Вот именно — Мишаня шмыгнул носом — Ведьмы, гули, оборотни — ты для них будешь просто ведьмак, за которым не стоит его род. Изгой, за жизнь которого никто никогда ни с кого не спросит. Такое случалось и раньше, мне рассказывали. И почти никто не дожил до того момента, когда кончилось изгнание. Так что лучше молчи и улыбайся, когда Евдоким тебя провоцировать начнет. Лучше дураком выглядеть, чем остаться единожды одним. Ну, и мы тебя, если что, попробуем прикрыть. Там запоем, тут заболтаем, авось и обойдется. Я парней предупрежу.

— Спасибо, Мишань — от всей души поблагодарил собеседника я — Не забуду.

— Да ладно, мы ж родня — было слышно, что он немного засмущался — У нас не ты мне — я тебе, мы браты. И ещё вот что, чуть не забыл. Мне Олег сказал, ты с Марфой какие-то дела ведешь? С той, что ковеном ведьминским рулит? Он от Абрагима про это слышал.

— Ну, как дела? — уклончиво ответил я — Так, общались пару раз.

— Евдоким с ней вась-вась, имей в виду. Они старые знакомцы, говорят он даже ее по молодости того… Ну, ты понял. Может врут, может нет, но я сам как-то раз видел, как они мило так общались друг с другом в одном кафе, чуть ли не обжимались. Так себе зрелище, скажу честно. Евдоким просто вредный дед, причем чем дальше, тем хуже, но вот Марфа… Мне про нее разные люди рассказывали, и все в один голос говорили одно — она капец какая хитрая и умная, у нее все на пять ходов вперед продумано. Так что Евдоким наш может и с ее голоса петь. Запросто.

После того, как мы попрощались, я домыл посуду, сел на табуретку, посидел пару минут, после подошел к батарее, пару раз стукнул по ней смартфоном и сказал:

— Вавила Силыч! Вавила Силыыыч! Если не в труд — загляни в гости. Сильно надо!

Подъездный появился только минут через пять, взъерошенный, перепачканный в ржавчине и недовольный.

— Чего тебе? — буркнул он, отряхивая свой комбинезон — Мы там делом занимаемся, трубы простукиваем.

— Ночь на дворе, какие трубы? — удивился я — Всех жильцов, кто на первом этаже, перебудите.

— Ничего, одну ночь не поспят — хладнокровно заявил подъездный — Так чего звал?

— Вавила Силыч, не сочти за труд, глянь — никто на меня проклятия не наложил, а? Я знаю, ты такое видишь. Или, может, квартиру мою какая сволочь сглазила?

— Ты это чего, паря? — озадачился подъездный — А?

— Ну не бывает же так, чтобы жизнь постоянно по голове разводным ключом лупила — пожаловался я ему — И снова, и снова. Должны же быть хоть какие-то просветы?

— Не обязательно — мотнул головой Вавила Силыч — Вон у Фомы в подъезде баушка живет, Раиса Анатольевна, ей скоро сто лет стукнет. Как ее только жизнь не била, какие коленца выкидывала, а она как напасть придет, скажет только «живы будем — не помрем» и руки не опускает. Сроду не жаловалась никому, наоборот, всех всегда привечала, последнее иной раз отдавала. Потому ей столько годков и отмерили свыше. Заслужила, значит.

Знаю я эту баушку, о которой речь идет. И правда светлый человек, встречаются иногда такие. Другие бабки вечно всех обсуждают и житье-бытье пенсионерское клянут, а эта обычно на детской площадке сидит, с детишками возится. Как видно, ей с ними интересней. Надо же, а ей почти сто лет? Сроду больше семидесяти не дал бы.

— Да и нет на тебе сглаза или чего такого — продолжил тем временем Вавила Силыч — Я бы увидел. Хотя если ведьм в дом таскать станешь и дальше, то непременно какая-то пакость случится. Уж поверь, за этим племенем не заржавеет. А что до бед да неприятностей… У кого их нет? Только у тех, кто ничего не делает и ни к чему не стремится. Только разве это жизнь? Так, чепуха, морок один.

— Тоже верно — я включил чайник — Суседушка, может чайку? Должен же быть у тебя перерыв, верно?

— И у меня — из-под плиты выбрался взъерошенный Родька, который, похоже, увязался за подъездным — Законом положено! Я в телевизоре видел передачу, так там дядька в черном платье так и сказал — все имеют право на отдых. Особенно если работа тяжелая! Он хоть и одет по-бабски, но слова говорил верные.

Это он какое-то судебное реалити-шоу, как видно, посмотрел. Однако, надо что-то делать, как-то его доступ к телевизору ограничивать, что ли? Сейчас разговоры о праве на отдых, а что дальше? Требование подписать трудовой договор? Отпуск два раза в год по две недели? Компенсация за больничный? А если он это дело в массы понесет? Меня же не только Евдоким захочет загнобить, меня и остальные браты живьем съедят, за излишний либерализм и чрезмерную мягкость.

Да и вообще — только-только я отходить начал, собрался про амнистию его подумать — и на тебе.

— Таких как ты, лядащих, ни один закон не охраняет! — гаркнул подъездный на моего слугу, который смотрел на нас гордо и независимо, как видимо свято веруя в нормы трудового права — Почему ушел из подвала без спроса? С какого, я спрашиваю, рабочее место оставил?