Артефаки. Часть 1 - Анастасия Вернер

— Ребята!!! — испуганно заорала я, даже не сразу сообразив, что они меня при всём желании не услышат. — Поезд!!! Ребята, поезд!!!

Три точки падали прямиком на верхний ярус. Их ждали железные рельсы.

— О господи, — выдавила я хрипло, а затем с губ сорвались несколько матерных слов, выражающих крайнюю озабоченность ситуацией.

Поезд двигался так стремительно, что при всём желании не успел бы затормозить вовремя. Да и помогло бы это? Парни падали прямиком на рельсы. Вагоны неслись вперёд, а Джош летел первым из троицы.

Я приблизила камеру на него и по экрану стала наблюдать, что происходит. Кишки свернулись в тугой узел, а волосы на затылке встали дыбом.

Джош одним лёгким движением выпустил парашют. Тот резко выпорхнул в небо и почти моментально врезался в линии электропередач. Рыжего мотнуло из стороны в сторону, словно на качелях. Парень нажатием одной кнопки заставил тросы отцепиться от костюма и шмякнулся на крышу проезжающего под ним состава.

И я поняла, что они всё рассчитали. Не зря постоянно смотрели на время, не зря сверялись с расписанием поездов — это были мелкие детали, на которые я поначалу не обратила внимания. Теперь всё сложилось воедино.

Джош был первым. Он сгруппировался и приземлился на крышу поезда, перевернулся через голову и скатился за край.

— Вот чёрт! — вырвалось у меня.

Но тут я заметила рыжую макушку. Парень взбирался обратно на крышу. К этому моменту подлетели его друзья. Первым упал Джерри, он сгруппировался лучше, чем Джош, и прокатился по крыше, не свалившись. Вскоре к ним присоединился и Пит.

Они вскочили на ноги, повернулись и синхронно замахали руками.

Трясущимися пальцами я приблизила картинку ещё сильнее, но та уже совсем разрыхлилась. Качество пропало, зрители не смогут в полной мере насладиться тремя дебильно-счастливыми рожами.

Как только поезд остановился и парни побежали спрыгивать, я выключила камеру.

Чокнутые идиоты! Да они же совсем спятили! Серьёзно, встречусь с ними и каждому уши поотрываю!

Выдохнула.

Облегчение накрывало постепенно. Сердцу становилось радостно, что всё закончилось хорошо.

Я стиснула кулаки и посмотрела на костяшки пальцев. Медленно подняла глаза и с удовольствием обвела взглядом простирающиеся передо мной пески. Прищурилась, слегка улыбнулась, когда в лицо подул редкий горячий ветерок. Пустыня была похожа на недожаренную шарлотку. «Тесто» местами чуть припухло, где-то уже виднелась тёмная корочка, но «пирог» ещё был бледным, тягучим с виду.

Акамар выглядел как обрыв на этом светлом полотне. Из обрыва выглядывали несколько зданий, но высоты «Берлингера» не достиг никто.

Я вернулась в фирму и направилась к лифту. Почти сразу услышала, как его двери пикнули и разъехались в стороны. Кто-то выходил на шестидесятом этаже. Я нервно поправила очки, шляпку и сделала глубокий вдох, внешне стараясь оставаться уверенной.

Из лифта показался Эван.

На секунду сердце пропустило удар. За время моего вынужденного больничного постоянно именно так всё и происходило: я пробиралась в «Берлингер», а руководитель, не понятно каким образом, узнавал обо мне, находил и выпроваживал. Сейчас всё выглядело так, словно ситуация повторялась. Эван появился на шестидесятом этаже, стремительно пошёл по коридору, один раз взглянув на экран видеофона.

Я тоже старалась идти так, будто ничего из ряда вон не происходило. Мы поравнялись, а затем он прошёл мимо, даже не обратив на меня внимания.

Надеюсь, никто не слышал моего облегчённого выдоха?

Путь до первого этажа преодолела без эксцессов — в лифт никто из знакомых не зашёл, охрана нигде не поджидала, сотрудники «Берлингера» не косились странными взглядами, словно им было известно, почему у меня отобрали пропуск.

Стоило мне понадеяться, что я без проблем покину компанию, как в холле внезапно кто-то больно схватил меня за локоть. Турникеты остались позади, камеры висели над головами голограмм на ресепшене, поэтому я больше удивилась, чем испугалась — не могли меня узнать, значит, тут что-то другое.

Я надела артефакт — серёжки. Хоть по ним меня и могли вычислить, но без них опасность быть раскрытой увеличивалась десятикратно.

Мои мысли были скрыты. Но Корни без труда вычислил свою напарницу среди снующих людей. Он схватил меня за руку и потащил к кожаным диванам, скрытым в тени искусственных цветов.

— Ну и что ты творишь? — прошипел парень, уставившись в тонированное окно и почему-то не смея смотреть в мою сторону.

— Да ничего, — зачем-то начала оправдываться я, — просто ребята захотели… ну… а я…

— А ты дура, — искренне бросил он.

Я заткнулась и удивлённо посмотрела на телепата.

Он меня, конечно, по-разному обзывал, но с такой ненавистью — ещё ни разу.

— Что я тебе сделала? — спросила холодно.

— Мне? Ты себе что сделала?! — Он недовольно взглянул в мою сторону и тут же отвёл взгляд. — Это всё-таки не ты?

— Чего «не я»? — моргнула, окончательно запутавшись.

— Сними серёжки. Я должен знать.

— Ты серьёзно?

— Да.

Я злобно сняла артефакт. На свой страх и риск. Но как допустить, чтобы Корни думал, что я виновна?!

— Почему они тогда на тебя всех собак спустили?— Показалось, он даже украдкой выдохнул с облегчением.

— Видимо, теперь всем поперёк горла, что я нахожусь в этой фирме.

— Но ведь ты этого не делала!

— Говори тише. Да, не делала. — Я замолчала, постояла немного, глядя в пол, и всё-таки решилась спросить: — Слушай, а они совсем не захотели ничего расследовать, да?

Корни виновато поглядел на цветок. Телепат не перебил, пока я задавала долгий вопрос, и хуже этого сложно было что-то представить.

Корни. Не перебивает.

Он подавлен и опустошён.

Кажется, я в эту фирму уже не вернусь.

— Старшие партнёры считают, что это ты. Эван пытался заставить их согласиться на проверку тебя рациомагом, но они отказались.

— Почему?! — выдохнула.

— Наверное, зацепились за ситуацию. Твоё присутствие невыгодно фирме, — пробормотал парень. — Что ты теперь будешь делать?

Мысленно в голове всплыли картинки колледжа, дома на синей ветке и лица друзей из той жизни, которая казалась какой-то нереальной после «Берлингера». Корни прекрасно проследил ход моих мыслей, но вслух он услышал:

— Буду барменом. Или швеёй. Или уборщицей.

— Но ты ведь артефактник, — зачем-то воспротивился он.

— И что? Кого-то это остановило, когда встал вопрос, чтобы выкинуть меня отсюда?