Лили и море - Катрин Пулэн

— Да. Его имя тоже Джуд. Я буду некоторое время с моим братом на Гавайских островах, На земле. Как раз будет время, чтобы найти работу. Я буду тебя ждать.

— Твой брат, он там живет постоянно?

— Временами. У Джуда есть домик на большом острове. Он работает в здании. Сейчас у него стройка в Кауаи — это там, куда я еду.

— Твой брат? Он тоже Джуд?

— Хм, увы, тоже.

— У вас в семье всех зовут Джуд?

Он смеется своим низким голосом, с легким рычанием, сжимает меня в объятиях, выпивает полный стакан виски.

— Полностью мое имя — Джуд Мишель. Но я предпочитаю, чтобы меня называли Джуд. И мы сделаем еще одного маленького Джуда вместе с тобой.

Дождь возобновился. Вода течет по ветровому стеклу. Сумасшедшие ручьи нас наконец скрывают от редких прохожих.

Джуд зажигает сигарету.

— Это было давно, — говорит он. — Мой дедушка был лесорубом в Южной Каролине. Дела шли плохо, на него упало дерево. Он, без сомнения, мог умереть. Моя бабушка, которая еще была молодой, пошла просить помощи у святого Джуда. Она поклялась ему, что, если ее муж выживет, все потомки будут носить его имя. Она каждый день ставила за это свечи. Он выпутался и выжил.

— А женщины? Они тоже носят имя Джудит?

Он берет полный стакан, обнимает меня, его мозолистые ладони стискивают мои виски.

— Женщины у нас не рождались

Паром гремит в ночи. Уже давно он так гремит. Надо идти туда. Он хватает свой мешок моряка, нахлобучивает его на плечи. Дождь падает на наши лбы, свежий и легкий. Ветер развевает темные пряди волос. Его лицо залито дождем. Я думаю о картине, которую я видела ребенком, дети Каина, убегающие в бурю.

— Ты похож на какого-то старинного персонажа, — говорю я.

— На Сизифа?

— Возможно, также и на него…

Джуд Мишель Линч, Сизиф, наказанный миром, опаленный яростью и страстью, спиртом, солью и истощением. Или же тот другой бог, кто позволил орлу клевать свою печень до своей гибели, чтобы отдать огонь людям. Приходим на паром. Ждем. Мелкий дождь смешивается с брызгами волн. Женщина, которая проверяет билеты внизу пристани, спрашивает его, есть ли спирт в его сумке.

— Нет конечно, — отвечает он.

— Теперь возвращайся, — говорит он мне.

— Я хочу побыть еще.

Тогда он порывисто и крепко обнимает меня.

— Ты самое лучшее из того, что могло случиться со мной за последнее время.

— Ты мне об этом уже говорил, — шепчу я.

— Я это повторю еще и еще. Ты замерзнешь. Где твой платок?

Я протягиваю ему развязанный шарф и подставляю лицо для поцелуя. Дует сильный ветер, шарф запутывается. Я целовалась бы и целовалась с ним еще и еще раз, но, увы, уже гудит паром. Мы прощаемся и прощаемся.

— Мы должны были бы пожениться.

— Да. Возможно, что мы должны были бы пожениться, — отвечаю я.

— Поженимся и поедем в Датч-Харбор этой зимой, чтобы сесть на судно для рыбной ловли.

Я возвращаюсь под очень мелким дождем. Позже, лежа на койке, я слышу гудок парома, и мне кажется, что он плачет в ночи. Я вспоминаю, что забыла заплести Джуду маленькую косичку, а он просил меня сделать это.

Когда рано утром я вышла, небо уже прояснилось. Стояла хорошая погода. Я подошла к бюро такси. За ним был туалет, оттуда вышла женщина, а за ней мужчина, оба укутанные в старые грязные плащи. Они взялись за руки. Женщина казалась очень молодой. У нее были круглые медного цвета щеки, черные волосы, которые свисали растрепанными прядями. Желтые следы вокруг рта говорили о том, что, возможно, ее вырвало. Она едва не падала. Мужчина догнал ее и усадил рядом с собой.

— Теперь ты больше не будешь бухать, — так мило он ее ругал, — я иду, а ты цепляйся за меня… Именно так, да.

Она смеялась, полуприкрыв глаза, и позволяла собой руководить. Как лоскутную куклу, он сжимал в своих руках ее голову. Мужчина поднял голову. У него было шероховатое лицо, глаза, отмеченные отеками. Прозрачные зеленые глаза окаймлены красными прожилками. Он обратился ко мне:

— Как там мой друг Джуд? В порядке ли он?

— Да, он в порядке. Он в Анкоридже. Скоро будет на Гавайских островах, а потом и я к нему присоединюсь.

— Передай ему привет от нас. Скажешь, что от Сида и Лены, ок?

Они снова отправились, шатаясь, два черных скарабея, их фигуры вырисовывались на фоне неба и чистых вод порта. Они медленно шли вдоль набережной, останавливались, как бы колеблясь, качаясь, потом выпрямляясь. Затем топали снова, возможно, направляясь к скверу.

Птицы странно перекрикиваются друг с другом. Рыбы — подпрыгивают, морские выдры и косатки танцуют вокруг корабля, они преследуют друг друга и объединяются в радужную стаю. Мы между небом и морем, как между двух рук. Джейсон кричит, он всё время кричит, потому что ему страшно, ведь прежде он никогда не был шкипером. Он сердится на меня, когда я бегу, когда бросаюсь выполнять малейшее его распоряжение, когда я краснею и багровею от натуги, выбирая якорь против течения. Он мечтал о легком и грациозном эльфе на палубе, плюющемся огнем. Он мечтал, что мы станем сумасшедшими и красивыми пиратами, лучшими рыбаками залива Уганик, а в скором будущем и всей Аляски. Но я отказалась делить с ним постель, а улов гигантсих крабов был ничтожным. Каждую ночь я опасалась, как бы якорь не сдвинулся. Я умолкаю и бегу. Я готова на все, что угодно, когда поднимается хай.

— Делай это мастерски, черт возьми! — орет он, когда мне надо пришвартовать «Млечный Путь» к стойкам консервного завода в заливе Уганик.

У меня не получается делать это мастерски, когда я боюсь, хочется ответить мне.

Водяная помпа качает все слабее и слабее. Не останавливая насос, нам нужно залить в него пресной воды, иначе она протянет совсем недолго. Мы загружаем каноэ пустыми сосудами, всем, что смогли найти на корабле, — кастрюли, бутылки, кофейник, — и высаживаемся в зеленой бухте, где течет ручей. Наполняем до краев. Мы опоздали — водяная помпа отдала Богу душу в заливе Ужаса. Джейсон больше не кричит. Его переполняют слезы.

— Я приготовлю кофе, Джейсон, а потом посмотрим…

Мы сели в каноэ и гребем за помощью на красное с черным судно «Полуночное солнце», стоящее на якоре в заливе. Три человека экипажа смотрят, как мы приближаемся с удивлением, смешанным с нежностью. У нас был дикий и потерянный вид. Джейсон практически немой, а я так невнятно выговариваю слова, что ничего не понятно. Из рулевой рубки выходит… У него темная пышная шевелюра и густая борода, за которыми находится лицо, испещренное морщинами. Когда он движется, его можно принять за медведя. Мужчина предлагает нам свою помощь. Сегодня вечером «Полуночное солнце» уходит в город для разгрузки.