Источник счастья - Полина Дашкова

— Нет, — прошептала Соня и зажмурилась, — нет!

Следовало срочно убедить себя, что старик Агапкин в маразмеи нёс чушь. Ничего он не знает, ничего не помнит. Лучше бы вообще не звонить ине ходить к нему. Теперь всё стало ещё непонятнее.

«Но если он в маразме, почему же меня так колотит послеэтого разговора? Дело не в нём, а во мне. Умер папа, времени прошло слишкоммало. У Агапкина ясная голова и отличная память. Он сказал, что я сама всеузнаю в Германии, ну и нечего дёргаться. Всё равно не выбраться из кругасобственных догадок, предположений, страхов и слуховых галлюцинаций».

Раньше, когда они с Бимом приходили к старцу в гости, онговорил много и интересно. Он помнил профессора Свешникова, трёх его детей,Володю, Таню, Андрюшу, даже древнюю няньку, которая каждый год дарила Тане наименины одну и ту же куклу. Но он ни разу, ни слова не сказал об опытахпрофессора. Когда Соня задавала вопросы, он тут же менял тему.

— Не приставай к нему с этим, — предупредил Бим, — неисключено, что он испытывал препарат на себе, но неудачно.

— Как же неудачно, если он жив до сих пор? — удивилась Соня.

— Разве это жизнь? У него парализованы ноги, он беспомощен,как младенец.

— Но голова работает отлично, память феноменальная.

— Маразм или даже смерть были бы для него благом, спасением.Думаю, дело не в препарате. Я вообще не уверен, что Свешников изобрёл что-либосущественное. Долгожительство Федора Фёдоровича не такой уж уникальный случай.В горах Абхазии есть люди, которым сто пятьдесят.

— Так то горы, другой воздух, вода, еда, генотип особенный.

Вот именно. Генотип. Всё дело в геноме, в стволовых клетках,а Свешников терзал несчастную шишковидную железу. Её пять тысяч лет терзали,египтяне, индийские йоги, буддистские ламы. Нужен совсем другой путь.

Михаил Владимирович Свешников все никак не давал Биму покоя.Он постоянно пытался доказать, что затерянное открытие Свешникова — пустой миф.

Зачем так страстно доказывать то, с чем никто не спорит? Какможно опровергнуть то, что никому неизвестно? Старика Агапкина Бим нашёлпотому, что его болезненно волнует всё, что связано со Свешниковым. Но старикни разу ничего не сказал об опытах по омоложению. Забыл? Не знал? Или не хотел?

Соня ясно вспомнила тот сентябрьский вечер, чуть больше годаназад. Они шли с Бимом пешком от Агапкина. Моросил мелкий дождь. Они зашли вэту же кофейню.

— А почему Агапкин не пишет мемуары? Он столько всегопомнит, — спросила Соня.

— Восемьдесят процентов из того, что он помнит, до сих порявляется государственной тайной.

— Да ладно! Сейчас уже все архивы открыты.

— Ты откуда знаешь? Ну-ка, скажи, что за шапочка у него наголове?

— Понятия не имею. Просто шапочка, чтобы голова не мёрзла.

— Вот и не просто. Это калетка. Ритуальная шапочка мастерамасонской ложи. Не знаю, какая там у него ступень посвящения, но он оченькрепко повязан с этими делами.

— Он что, масон?

— А то нет! — Бим перешёл на шёпот. — И нечего улыбаться. Тыдаже представить не можешь, насколько это серьёзно.

— Ага, жутко серьёзно. Мировой заговор таинственных злодеевопутал незримой паутиной все сферы нашей жизни. Вам не кажется, что это слишкомудобно, чтобы быть правдой? Нет подлецов, воров, психов, бездельников, пьяниц.Нет жадности, зависти. Есть масоны, они во всём виноваты. Войны, революции,экологические катастрофы — их рук дело. Причём кто они такие и зачем им всё этонужно, никто толком не знает. Но самолёты из-за них падают, и канализация у насв институте засоряется из-за них.

— Да, канализация, грибок на стенах, отсутствиеоборудования, слишком частые случаи, когда меня по недоразумению забываютпригласить на важные международные конференции.

— Борис Иванович, но вы в последнее время довольно частолетаете за границу, — осторожно возразила Соня.

— Ты хочешь меня убедить, будто все отлично? — Бим закричалтак громко, что стали оборачиваться с соседних столиков. Он опомнился и перешёлна шёпот. — Нет, моя милая, все плохо, все ужасно, и за всем стоят их козни.Они мне постоянно мешают, они не дают мне раскрутиться.

— Борис Иванович, но вы же не эстрадная звезда, чтобыраскручиваться.

Он не услышал её. Он продолжал возбуждённо говорить, глазаза стёклами очков метались, пальцы в прах истерзали бумажную салфетку.

— Они не дают мне раскрутиться, знаешь почему? Потому что яхочу, чтобы продление жизни стало доступно для всех желающих. А они хотят этоготолько для себя. И ещё потому, что я русский. Они всегда ненавидели Россию ирусских.

Тогда, год назад, Соне так хотелось думать, что Бим шутит.Но он вовсе не шутил. Он начитался каких-то научно-популярных книжек и зачислилсебя в почётные ряды жертв злодейского заговора мирового масштаба. Соне сталогрустно и ужасно жаль Бима. Она знала его с детства, он был талантливый учёный,неглупый человек. О старике Агапкине они больше не говорили, ни тогда, нипотом. Бим в последнее время вообще мог говорить исключительно о себе и оденьгах, которые нужны ему, чтобы раскрутиться. И ещё — о профессореСвешникове.

Соне принесли кофе и бутерброд. Она наконец согрелась инемного успокоилась. В самом деле, разве можно поверить, что все последниесобытия — внезапная смерть папы и такое же внезапное предложение блестящей,перспективной работы в Германии — имеют между собой какую-то внутреннююзловещую связь? И старец ста шестнадцати лет, генерал «невидимых войск» вритуальной шапочке-калетке на жёлтом черепе — звено этой странной цепи?

Папа умер от острой сердечной недостаточности. В ГерманиюСоня летит потому, что ей выпал такой счастливый шанс. Она неплохой биолог, онамного работает. Что у неё есть, кроме работы? Ни семьи, ни детей, никакойличной жизни. Тоска по папе. Обида и пустота после шоколадной женитьбы Пети.Ничего её в Москве не держит. Мама всё равно улетит в Сидней. Нолик? Как-нибудьпереживёт, в конце концов, он ей не муж и не сын.

Наконец она побывает за границей, станет работать в удобной,чистой лаборатории, с отличным новым оборудованием, получать за это достойныеденьги. Все правильно. Заслужила.

«Они станут вас обрабатывать, они уже вас обрабатывают. Неверьте! Думайте сами. Только вам дано решать, только вам».

Все последние годы Борису Ивановичу Мельнику пришлосьпосвятить поискам денег на свои исследования.