На пути "Тайфуна". А теперь на Запад - Александр Калмыков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Согласен. Но когда станет известно, кто едет, все сомнения отпадут. Ну не станут же меня посылать в глубокий тыл врага для самоубийственной операции. Ясно, что едем мы на мирные переговоры. Слышал вообще Гудериан про меня или нет, не важно. Кстати, теоретически информация могла к нему просочиться.
– Не понял, – вопросительно поднял брови Леонов. – Что именно он мог узнать?
– Так, тебе что на инструктаже говорили? – повысил я голос. – Не задавать мне никаких вопросов. Я вам уже рассказывал, что они ухлопали Брауна только за то, что тот немного контактировал со мной. Это обычный лейтенант, и он выполнял приказ. Да и разговаривал со мной в присутствии кучи свидетелей, так что никакого криминала. Так нет же, контрразведка организовали целую операцию по его ликвидации. А если окажется, что со мной искал встречи генерал, то ему не жить.
Ну вот, теперь, судя по просветленным лицам товарищей, идея им понравилась. Авдеев даже задумчиво почесал макушку шлема и предложил:
– Ты бы это, с Гитлером поговорил, что ли. Тогда немцы и его тоже прикончат.
– А что, – поддержал я идею. – В каждой шутке есть доля правды. Может, мне невзначай упомянуть чью-нибудь фамилию. Вот только кого я знаю из сотрудников абвера или гестапо?
Увы, но мои знания в этой области ограничивались лишь фильмами, и ничего полезного из них я не усвоил. Вот, к примеру, сериал про Штирлица: Там есть Борман, но он относится к правящей верхушке рейха. Еще есть Мюллер и какой-то Шелленберг. Оба они вроде бы персонажи реальные, но тоже шишки немаленькие. Уничтожить их клеветой вряд ли удастся. Ладно, возьмем другой хороший фильм – «Операция "Омега"». О, да это как раз то, что нужно.
– Кажется, я знаю одного сотрудника абвера, – радостно проинформировал я своих коллег, – майора фон Шлоссера. А его отец, барон Шлоссер, генерал вермахта. Информация немного сомнительная, но думаю, доверять ей можно.
– Интересная фамилия, – с нажимом произнес Леонов, насмешливо блеснув глазами.
– Ты его знаешь?
– Нет, никогда о нем не слышал и вряд ли услышу.
Авдеев, до сих пор старательно что-то вспоминавший, вдруг тоже сообразил, в чем дело, и ехидно спросил:
– А скажи-ка, Лекся, ты случайно про этого майора не из английских детективчиков узнал?
– Верно, из них самых.
– Мы так и поняли. Ну почему ты в школе и институте немецкий не учил?
– Так ведь я же учился в другое время и в другом месте. У нас считалось, что воевать с Германией больше не придется.
К счастью, Леонов не догадался, что я имел в виду, и понял мои слова совершенно правильно:
– Вы, американцы, зря так считаете, – поучительным тоном ответил он. – Воевать вам, то есть, извини, им все равно придется. И наверняка уже в ближайшие год-два. Сначала с оборзевшей Японией, а потом заодно и с Гитлером.
– Хватит мне лекции читать, объясните же наконец, что не так с этим майором?
– Шлоссер, – назидательно произнес Алексей, – по-немецки значит «слесарь». Так что никакого барона фон Слесаря в природе не существует. Это просто такой тонкий английский юмор.
– Ну давайте тогда попробуем хотя бы Мюллера, – не сдавался я. – Бросьте мимоходом фразу о том, что «как бы Мюллер-собака нас не обманул. Дескать, доверять ему полностью нельзя».
* * *
Удостоверившись, что мы действительно берем его с собой, Лютце, едва дождавшись, когда я займу свое место, начал тараторить секретные сведения с такой скоростью, что Леонов не успевал переводить. Уловив знакомое по многочисленным книгам слово «Бранденбург», очевидно, упомянутое не в смысле «населенный пункт», а «секретное подразделение», я только презрительно хмыкнул:
– Про Бранденбург мы и так все знаем, это… – Черт, а в самом деле, что он сейчас собой представляет? Сначала это был отдельный батальон, потом полк, а затем полк развернули в дивизию. А вот на какой стадии он находился в конце сорок первого, не знаю. Однако кое-как я смог выкрутиться, и даже рассказал о «соловьях», продемонстрировав свою осведомленность.
– Ну хорошо, – продолжал сыпать информацией Лютце, на этот раз чуть медленнее, чтобы переводчик мог за ним угнаться, – вот новость, о которой вы точно не знаете. Сейчас начали формирование гренадерской дивизии СС из уголовников, сидящих в лагерях. В ней только офицеры кадровые.
– Уже? – удивился я. В нашей истории на такой отчаянный шаг немцы решились лишь в конце войны. И с чего бы это делать в сорок первом? Вроде бы серьезных поражений у вермахта еще не случалось. Скорее всего, та часть германского командования, которая в курсе неизбежного разгрома, уже поняла, что он произойдет раньше сорок пятого года, и занервничала.
– Уголовники никогда сражаться за Родину не станут, – презрительно скривился Авдеев. – Они же заклятые враги своих сограждан и никогда не захотят умирать за них.
– А еще я знаю все спецшколы для подготовки подростков-диверсантов. В Бобруйске, Орше, Телешево, – тараторил Лютце. Он продолжал без остановки сыпать секретными сведениями, и все вздохнули с облегчением, когда впереди показался немецкий пост, и, пользуясь этим поводом, оберу заткнули рот.
* * *
Чтобы предотвратить нежелательные вопросы немцев, которые могут захотеть осмотреть наш транспорт, мы при первой же возможности переодели наших фельджандармов. Лютце облачили в советскую шинель, которую мы прихватили с собой для утепления «ганомага», а специально для Тедера реквизировали в первом же селе дырявую фуфайку и такую же рваную шапку-ушанку.
Для этого Авдеев разыграл целую комедию. Попросив остановить машину у дома, где во дворе стояло несколько человек, он приставил ладони к ушам, изображая Чебурашку, и закричал:
– Щапка, ущи, старый, грязный, дай.
Удивленные неслыханно скромным требованием оккупанта, сельчане притащили из подвала сразу две замызганные шапки, которые когда-то были покрыты заячьим мехом, а теперь только пылью и паутиной. Отнятое у колхозников имущество Павел презентовал своим немецким коллегам-контрразведчикам и, для полноты картины, еще обмотал им подбородки их же шарфами. Уж очень не вязались раскормленные физиономии лжежандармов с образом голодного и небритого партизана. Теперь из немецкой формы на виду оставались только брюки и сапоги, но это было не существенно. В конце концов, почему бы партизанам не надевать иногда трофейные шмотки.
* * *
Десять километров до Белебелки мы проехали без приключений. Начиная от поселка Сидорово, лес отступил далеко от реки, и путь стал сравнительно безопасным. На открытой местности и партизанам устроить засаду труднее, и немецкие посты видно издалека. Но местами дорога все-таки проходила через густые дебри, где я снижал скорость, и мы внимательно смотрели по сторонам. Хотя численность партизан в этих краях поубавилась в последнее время, и большие отряды здесь попадаться не должны, но оставалась опасность со стороны «охотников». Для свободной охоты на немцев выделяли самых лучших стрелков, хорошо знающих местность, которые парами или тройками устраивали засады у основных дорог и отстреливали водителей машин. Попадись нам такие снайперы, они влепили бы «ганомагу» пулю в смотровую щель, что могло негативно сказаться на выполнении нашей миссии. Поэтому на опасных участках мы опускали бронестекла и мчались с максимальной скоростью.