Черное Рождество - Наталья Александрова

– Да, присутствовал, – коротко подтвердилКолзаков.

– Не было ли при этом… не было ли каких-то слов иливзглядов… не было ли впечатления, что кто-то из них уже знаком с покойнымСтасским?

Колзаков задумался. Наконец по-прежнему неуверенно онпроговорил:

– Тогда-то я как-то не обратил внимания, не думал ни очем таком, а теперь мне кажется, что Юлия Львовна и Стасский были уже знакомы.

– Вам так показалось по каким-то их взглядам, или онивыразились определенно?

– Ну, вы понимаете, Стасский – он такой был… ни однойюбки не пропустит, и для знакомства вполне мог сказать: «Мы с вами, кажется,встречались…» Ну, вы понимаете, как у таких господ заведено… – А что ЮлияЛьвовна ответила?

– Не могу вспомнить… – Колзаков потер лоб, будтоэто могло освежить его память, – помню, что она ему нелюбезно ответила. Ятогда подумал: отшила барышня наглеца, и правильно, серьезная барышня, себяпонимает. А так вроде сейчас припоминаю, что они и правда раньше были знакомы,но она на поручика за что-то очень была сердита. Да, вот еще что, –Колзаков смущенно откашлялся, видно было, что весь это разговор вызывает у негонеловкость, – поговорите, ваше высокородие, с капитаном Сильверсваном,что-то у них с покойником тоже было… Поручик все как-то его имя переделывал, акапитан, похоже, сердился. Так мне показалось, что не просто так это было.

– Переделывал? Как переделывал? – переспросилАркадий Петрович.

– Да как-то этак… Зильбер… Зильбершван, что ли… Да выспросите его самого, Ореста Николаевича.

– Спрошу, обязательно спрошу. – Горецкийпоблагодарил Колзакова за помощь и попросил Саенко снова пригласить к немуБориса Ордынцева.

– Простите, Борис Андреевич, за беспокойство, но яхотел бы выяснить у вас еще один момент. Скажите, голубчик, что это за ссораслучилась между вами и покойным Стасским незадолго до роковой вечеринки?

– А, вам уже сообщили об этом. Я же говорил, что вырассматриваете меня как подозреваемого.

– Да перестаньте ребячиться. Лучше расскажите, чтомежду вами произошло.

– Что ж, слушайте, – вздохнул Борис. –Покойный Стасский, между нами, был… как бы выразиться помягче… скажем, циник.Ну, и позволил себе совершенно недостойное высказывание по адресу Юлии Львовны.

– Я так и думал, – ввернул Горецкий.

– Точнее, не высказывание. Он предложил мне гнусноепари. Ну, естественно, я вспылил… Но это не значит, что я отравил его!

– Конечно, голубчик, конечно, – постаралсяуспокоить Бориса полковник, – отравление – не в вашем стиле. Кроме того,оно совершенно не подходит к этому случаю. За оскорбление дамы можностреляться, драться, но не отравить… Давайте-ка лучше мы с вами просмотрим моизаписи. Может быть, вы вспомните что-нибудь существенное, что мне пока ещенеизвестно.

Но ничего особенно существенного полковнику от Борисадобиться не удалось, кроме точного пересказа вчерашней его ссоры со Стасским,из чего Горецкий сделал правильный вывод, что Юлия Львовна со Стасским былизнакомы раньше и что знакомство это Юлия Львовна вспоминает с неудовольствием ипродолжать не стремилась.

Горецкий внимательно посмотрел на Бориса и понял, что большетот про Юлию Львовну ему ничего не расскажет. Полковника очень заинтересовалаэта женщина. Было в ней что-то необычное. Но беседу с нею он решил оставить назакуску, а пока попросил позвать к нему лейтенанта Ткачева.

Лейтенант был спокоен, приветлив, глаза его глядели чутьнасмешливо, но, возможно, это просто было свойством характера. Он слово в словоповторил все события, случившиеся на вечеринке, его рассказ ни в чем непротиворечил рассказам остальных офицеров. Во время беседы он иногда задумчивопощипывал бородку.

– Какое у вас впечатление сложилось от поручикаСтасского? – задал Горецкий традиционный вопрос. – Вы ведь увиделиего здесь, на стрелке, впервые?

* * *

– Да, конечно, – согласился Ткачев. – И вотчто я вам скажу: совершенно не представляю, за что его могли убить. Это былскверный, испорченный мальчишка, но за это не убивают… – Однако, –поднял брови полковник, – мальчишке было не так уж мало лет… –Естественно! Но поведение его я бы охарактеризовал именно так! Он обожал делатьлюдям гадости, а в детстве, очевидно, мучил кошек и отрывал мухам крылышки.

– Даже если предположить, что ваше мнение о нем верно,некоторые люди очень болезненно реагируют на насмешки. К тому же эти, как выговорите, гадости могли быть не так безобидны.

– Не знаю, – Ткачев пожал плечами, – ониздевался над этим затюканным капитаном Колзаковым, но вы ведь еще раньшезаявили, что капитан отравить Стасского не мог, иначе отравленное вино пили бымы с Юлией Львовной.

– Как знать, – протянул Горецкий, – теперь уменя есть предположения, что незаметно всыпать в бокал Стасского яд в принципемог каждый из присутствовавших на вечеринке.

– Ах, вот как, – протянул Ткачев.

– Не поясните ли мне, что за ссора случилась у вас соСтасским накануне вечеринки? – невинно начал Горецкий.

– Ссора? – удивился Ткачев. – Не припоминаюникакой ссоры. Была небольшая размолвка, он, как обычно, пытался приставать снасмешками. Но я ведь не Колзаков, я не стал обижаться и ответил поручику в егоже духе. На том мы и разошлись.

– А не связано ли была ваша ссора с этой дамой, ЮлиейЛьвовной?

– С чего вы взяли? – спросил Ткачев.

– Ну, вы человек молодой… а тут… единственная дама втакой глуши, да еще красавица.

– Да, оба поручика налетали из-за нее друг, на другакак два петушка! – рассмеялся Ткачев. – Кстати, Стасский был очень нанего зол, на Ордынцева.

Болтал, что тот мешает ему, стоит на пути к успеху. Я,каюсь, поддразнил его немножко, сказал, что Юлия Львовна явно обходит егостороной, несмотря на якобы близкое их знакомство в прошлом. Стасский страшноразъярился и понес уже и вовсе околесицу – был не то чтобы пьян, но рассержен ивозбужден. Единственное, что мне удалось понять, – это то, что знакомствоего с Юлией Львовной было недолгим и заключалось оно в том, что он передал ейписьмо от жениха с фронта.

Это было давно, в шестнадцатом году, и с тех пор он большеЮлию Львовну не видел.

– Мда-а, видно, здорово успел он тогда надоесть даме,если до сих пор она вспоминает об этом знакомстве с неудовольствием. Про себяполковник Горецкий подумал, что, судя по рассказу Бориса, Юлия Львовнавспоминала о знакомстве со Стасским прямо-таки с ужасом, если лицо ее при видепоручика стало безжизненной маской. Потом он вспомнил, что во время ссорыБориса и Стасского они наблюдали очень оживленную беседу Юлии Львовны с Колзаковым.Придется опять допрашивать Колзакова. Что же это делается, как расследованиекоснется дамы, так из них приходится информацию клешами вытаскивать. Тоже еще,рыцари!