"Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов

– Что это?

– Спросите себя об этом сами. Может, как раз те самые русские решили поучаствовать в нашей беседе? А может, опять не русские? Вы не боялись, господа, что нам не дадут поговорить спокойно? Не думали о риске для себя?

– Мы пришли с охраной. И вы сами гарантировали нам…

– Мои гарантии недорого стоят, – с горечью сказал Эберт. – Я потерял слишком много людей, получая те доказательства, которые вы теперь имеете. Отличных людей. И тоже немцев. Но вы удивитесь, они пошли на смерть вовсе не для того, чтобы вы перераспределили кресла в бундестаге. Вы представитель СвДП?

– Да. А мой товарищ – ХДС[25].

Полицейский пожал плечами. Аргумент не прошел: это были партии большинства. Устраивать то самое «перераспределение кресел в Бундестаге» было совершенно не в их интересах. Теоретически.

– Но я понял, о чем вы. Состав и цели заседания «рабочей группы» очень… Оставляют очень острое впечатление. Кто бы мог подумать?

За окнами снова ухнуло. Вроде бы дальше, но не менее сильно.

– Это не бомбежка, – уверенно произнес начальник экстренной полиции. – Это что-то другое.

– Бросьте… Это все ерунда. Никому не нужно…

Глубоко внизу, где-то в основании здания, приглушенно стукнуло и тут же затрещало и начало сыпать: то так же глухо, а то отчетливо, как далекие хлопки кнута. И тут же прямо за дверью послышались громкие, возбужденные голоса. Не потеряв ни секунды, оба полицейских бросились к столу, на котором лежало их оружие.

– Не смейте!

Эберт оттолкнул парламентария прямым ударом в центр груди и дотянулся до железа первым. Успел развернуться, одновременно приседая, досылая патрон в патронник и передвигая неудобно расположенный предохранитель на F. Ну что, это все? Теперь их убьют всех вместе, и Германия потеряет последний шанс выйти из этого безумия? В голове старого юриста как-то неясно, смазанно мелькнуло, что все СМИ радостно, без вопросов подхватят совершенно очевидную версию. «Мятежники-полицейские захватили в заложники и застрелили двух членов бундестага, входящих в состав Комиссии… Пытались вбить клин между союзниками… Наверняка были подкуплены русскими, наверняка были причастны к затягиванию расследования убийства вице-канцлера…» Он почувствал обреченность. Ничего не имело смысла: никакие предательства по отношению к собственной совести, никакие жертвы.

Секунда, еще одна, потом другая. Перекличка глухого треска и отчетливой барабанной дроби внизу, под перекрытиями, продолжалась. То чуть стихая и разбиваясь на отдельные диалоги, то собираясь в самые настоящие аккорды. Все четверо молчали, прислушиваясь к происходящему снаружи и внизу, к неразборчивым голосам за тонкой, ни от чего не способной защитить дверью. Потом стало чуть тише, а потом все стихло совсем.

– Я не…

– Тише вы, идиот!

Эберт чувствовал тяжелое человеческое дыхание прямо здесь, за этой самой дверью. Кто это: свои или чужаки? В последнем варианте не было ничего невозможного: именно такому исходу вероятного, запланированного нападения он тоже давал почти половину шансов. Ребят Йоханна Охмана и самого Йоханна могли продавить, если опять что-то пошло не так, если нападавших оказалось больше, чем предполагалось. Если они были лучше подготовлены и лучше вооружены. «Еще лучше», – так можно сказать. После первого боя, после силового ареста помощника атташе они все что-то уже начали понимать в тактике городского боя. Да, это тоже могло случиться. Но неужели напавшие прошли мимо его ребят в приемной так просто, вообще без стрельбы? А может, все еще хуже? Может, он переоценил надежность третьего члена их команды? Может, ошибся в очередной раз?

Тихий, аккуратный стук – убийцы так не стучат. И та же кодовая ритмическая фраза. Только в этот раз он не поверил.

– Герр Эберт? Герр Рохау? Это я, не стреляйте!

Фырканье парламентария справа-сзади. Он не знал, кого именно из представителей демократических партий. И сроду он, к слову, не слышал, чтобы политики были настолько искренними и честными в разговоре с нижестоящими офицерами и гражданами. Провокация? Очень может быть.

– Фриц, ты. Аккуратно.

Старый товарищ согнулся еще ниже и, двигаясь почти на корточках, приоткрыл дверь. Карл Эберт видел, каким бледным было его лицо. Причем странно, что он вообще видел все это: ведь он не отрываясь смотрел на приоткрывшуюся дверь поверх ствола. Однако именно не придумывал, а видел – ярко, насыщенно, как редко бывает в жизни.

– Карл, это свой.

– Герр руко…

– Заткнись, я сказал.

Как ни странно, парламентарий тут же замолчал. Снова звук шмыгающего носа. Удивительно, что великая европейская фармпромышленность не может придумать ничего нового и эффективного против «Насморка Наполеона». Почему Наполеона? Потому что он тоже вторгался в Россию? Ватерлоо он проиграл, помнится, именно из-за насморка, но Ватерлоо располагается далеко от русских границ.

– Герр руководящий директор полиции, все кончилось. Прибыл офицер снизу. Позвольте ему войти, пожалуйста. Он безоружен. И он действительно свой.

– Кто еще в приемной?

– Все наши. А он пришел один.

– Хорошо, Макс. Пусть подойдет к двери и назовется.

– Полицейоберкомиссар Шмидт.

– Я помню тебя, Шмидт. Входи. Очень медленно.

Офицер вошел, и Эберта поразило его лицо: страшное, искаженное.

– Почему ты один?

– Остальные держат низ. До сих пор. Там уже вроде бы все кончилось, но они… А меня послали, потому что – вот…

Он со стоном вытянул вперед правую руку, и с растопыренных пальцев сорвалась жирная, густая, черная капля. О линолеум пола она разбилась с таким звуком, будто весила килограмм.

– Садись, черт тебя побери! Не стой! Фриц, организуй аптечку! Держись, камрад! Что там? Что полицейоберрат Охман? Йоханн Охман?

– Убит.

– Черт… Кто тогда из заместителей?..

– Полицейгаупткомиссар Клее жив, командует. Но погибли две трети офицеров. Было…

Лицо раненого исказилось еще больше. Карл действительно отлично его помнил. Это был высокий, сильный, достойный, всегда уверенный в себе мужчина. Совершенно по праву носивший погоны офицера полиции. Но он никогда не был в настоящем бою. Впрочем, для них всех это был первый или всего лишь второй бой.

– Было нападение. Как вы и предупреждали, когда отбирали людей. Но… Они все были с автоматическим оружием с глушителями: я такого и не видал никогда. Сразу пошли потери. А Охман… Как только броневики закрыли им выход, он повел нас вперед, прямо на огонь. Сразу всех нас, сразу со всех трех сторон. О господи… Это была атака, настоящая, как на войне. Бронежилеты почти не помогали ни нам, ни им. Это всего несколько минут длилось, наверное… Вокруг падали люди, я стрелял…