Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

В швейной промышленности прекратили работу за две недели до презентации коллекции, некоторые – против своей воли. Только закройщик и старшая портниха оставались в ателье, и одни продавщицы и манекенщицы внизу. Я решила: что бы ни случилось, презентация состоится в назначенный день и час. Все присутствовавшие работали с пылом и хорошим настроением, как будто участвовали в огромном пари. Мы успели вовремя, но что это была за коллекция! Как рекламный ход это было сенсационно: на каких-то манто нет рукавов или одного рукава; везде мало пуговиц, во всяком случае, отсутствуют петли, поскольку это кропотливая работа – метать петли. К платьям булавками были прикреплены рисунки моделей, образцы ткани – к кисее, чтобы обозначить цвет вещи. Тут и там записанные от руки инструкции и объяснения. Это была самая дешевая коллекция из всех, сделанных мною, и распродалась на удивление хорошо. К тому же она возымела свое действие: наутро все служащие вернулись на работу.

Мне всегда завидовали, что бы я ни сделала, как бы ни лезла из кожи, мне очень везло, и я благодарю Бога, в которого верю, благодарю Его за то, что наделил меня несокрушимым чувством юмора. В отличие от многих женщин я никогда не получала ценных подарков, драгоценностей, серебра, материальных благ. Но мне доставались подлинные, ценные дары – привязанность и дружба, а еще большое чувство ответственности. Я задушила бы некоторых дам, которые говорили мне со снисходительной любезностью: «Как я вам завидую и как это, должно быть, забавно – заниматься вашим ремеслом!» Увлекательно – да! Забавно – нет!

Я ничего не получила по завещанию, кроме броши, принадлежащей моей крестной, но брошь эта до меня так и не дошла. Однажды жарким вечером, когда я сидела в своем саду и беседовала с Надей Жорж-Пико, которая ожидала ребенка – у нее были уже две большие дочери, – она мне сказала: «Я вас так люблю, что впишу в свое завещание! Вы – друг плохих дней, а в хорошие вас нет рядом. Никогда мне не пишете, а если грустно – чудесным образом появляетесь. Я завещаю вам то, что мне дороже всего на свете…» Передо мной мелькнуло видение, и я навострила уши, потому что Надя собирала дивные драгоценности, близкие мне по вкусу.

А она продолжала: «…Моих двух дочерей». О Боже, да их вскоре будет три! Конечно, с ее стороны это искренний душевный порыв, теперь признаю, но в тот момент с трудом удержалась от смеха.

Наконец настал момент рассказать, как со Скиап сыграли очень скверную шутку. За два года до этого она встретила привлекательную даму, малоизвестную в Париже. Эта особа хотела поселиться в столице, развлекаться и знакомиться с людьми. Она заинтересовала Скиап, которая находила ее симпатичной и помогла установить нужные связи. Вместе они провели много приятного времени на светских вечеринках или у Скиап. Однажды мы ездили к ней на Ривьеру, и поездка на редкость удалась. Тем летом Скиап хотелось провести время спокойно, уединенно, и для этого удалилась в свой дом в Хаммамете. Тем не менее она согласилась остановиться на несколько дней у новой приятельницы на юге Франции.

К тому времени эта дама сделалась известной хозяйкой салона и принимала много гостей, которых американцы с юмором называли «общество-кафе» («Café society»).

Скиап приехала с опозданием, и ей указали приготовленную для нее комнату. Другие комнаты с сейфами, запиравшимися на ключ, были заняты двумя парами – американо-бразильской и английской. Дом, как всегда, был богемным и экстравагантным, слуги предупредительны, бассейн великолепный. Пока она переодевалась, хозяйка позвонила ей несколько раз, что гости уже пришли. Скиап стремительно спустилась, оставив все на столе для закусок, служившем ей туалетным столиком. Обед прошел не слишком весело. Скиап посадили между Жаном Прувостом[179] и Эльзой Максвелл[180], и по всей видимости, никто не покидал террасы. Вечер закончился сравнительно рано, и лишь несколько человек, среди них и Скиап, еще танцевали.

В момент, когда Скиап поднималась, чтобы идти к себе и ложиться спать, раздались крики: «Ограбили!» На полу в комнате одного из гостей валялись пустые футляры. К счастью для него, он был хорошо застрахован. Хозяйка держала свои драгоценности, в том числе подаренный ей большой бриллиант, в сейфе, который не тронули. У Скиап не хватало одной броши с бриллиантами, она обычно надевала ее в качестве талисмана: эту брошь нарисовал Картье, и она имела вид Большой Медведицы («собранной», если помните, на лице Скиап – из ее родинок). Пропали также жемчуг, сапфир, брошь-клипс с рубинами, более забавная, чем дорогая, и, наконец, две броши-клипсы, недорогие, но с рисунками из маленьких бриллиантов в виде эмблем Англии, Шотландии и Ирландии. Не взяли две золотые коробочки работы Фаберже, очень дорогие. Скиап не была застрахована и на следующий день написала заявление в полицию с подробным описанием пропавших вещей. По сравнению с другими гостями не только на этой вилле, но и на соседних она пострадала не сильно.

Приехала полиция, и хозяйка отправила всех в комнату поблизости от бассейна. Господа встретили это без удовольствия, ведь теперь больше нельзя пить бесплатно, не спрашивая разрешения у метрдотеля.

Через два-три дня после кражи Скиап случайно нашла на своем столе две маленькие броши-клипсы, которые считала украденными. Она купила их в магазине «Старая Россия» за двадцать тысяч франков. Скиап сообщила об этом немедленно всем в доме. Но ее умоляли молчать, потому что броши были совсем недорогими, а из-за этого сюда снова приедет полиция. Скиап совершила ошибку и уступила, т. к. видела в тот момент, в каком состоянии находились нервы хозяйки дома. Происшедшее дальше поистине можно назвать скерцо Вельзевула!

Скиап, жаждущая отдохнуть и сменить обстановку, уехала в Хаммамет. Она путешествовала одна, и шофер оставил ее на аэродроме. В момент, когда пассажиров пригласили подняться на борт самолета, двое полицейских в штатском арестовали ее – по приказу некоего М. К. Скиап отвели в штаб-квартиру полиции, где пятеро инспекторов из мобильного отряда полиции принялись грубо ее допрашивать, как иногда показывают в некоторых голливудских фильмах. Пришлось собрать все свое хладнокровие, чтобы терпеливо отвечать. Конечно, в сумке были найдены те две броши, и это «открытие» исполнило полицейских уверенности. Они перерыли все личные вещи в ее сумке, затем позвали женщину, чтобы та раздела ее полностью, вплоть до шляпы и туфель. «Руки прочь! – воскликнула Скиап. – Мне никогда никто был не нужен, чтобы раздеться!» Ее реакцию трудно было предвидеть: в тот момент она испытывала нечто вроде удовольствия при виде того, как эти глупые ищейки ставят себя в смешное положение. Они нашли еще несколько долларов, она, как и многие, всегда брала с собой в путешествие какие-то деньги. И еще доллары, переданные одной женщиной в уплату за платье и предназначенные для передачи в Дом моды; наконец, тревелер-чек довоенных времен.

Вся эта процедура была бессмысленна, потому что Скиап ехала из Франции во французский протекторат. Путешествия, прежде источник удовольствия, стали предметом забот. Когда, наконец, признают, что границы и формальности на границах принадлежат прошлому?