Пряный аромат Востока - Джулия Грегсон

Уже два раза Джек, надев парадную форму с миниатюрными медалями, шел, звякая шпорами, на полковые обеды в столовой, где, по благосклонным сплетням мэмсахиб, мальчики вели себя как мальчики. Она слышала историю про то, как в четыре часа утра пони заставили вскочить на диван. Джек рассказывал ей, как в прошлом году сломал запястье во время полуночного стипль-чеза[59].

И снова эти истории создавали другую, более дикую версию Джека, такого, какого она не знала или знала лишь частично, когда он ночью, пошатываясь, являлся домой, дыша бренди, и обычно хотел заниматься любовью. В последний раз это был ужас: он пришел с красным лицом, шумный и даже не потрудился снять рубашку.

– Успокойся, успокойся, ты мне жена или не жена? – сердито проговорил он заплетающимся языком, и этот его крик напомнил ей почему-то его возбужденные крики «Оставь! Оставь!» во время игры в поло, когда он хотел забить мяч в ворота. Это было так ужасно, так неприятно – она ненавидела каждую минуту той ночи.

– Он задерживается. – Роза взглянула на часы, висевшие над обеденным столом, стараясь не обращать внимания на неприятный запах из духовки или на то, что со свечи пролилась восковая струя на полированный подсвечник. «Где же миссис Пладд, когда она так нужна?» – думала она, пытаясь себя развеселить, потому что слишком рано поставила пирог и потом, после половины восьмого, дважды убавляла и прибавляла нагрев в духовке.

Она перешла в гостиную и села в кресло возле двери. Теперь на ней было воздушное платье бледно-персикового цвета, очень женственное, для компенсации ее новой прически. Еще она надела красивые жемчужные сережки, наследство бабушки, прославленной красавицы с такой же нежной кожей, как у Розы, и чуточку помазала за ушами «Девонширскими фиалками». И вот теперь сидела в одиночестве как дура – актриса без зрителей. Она скинула с ног шелковые туфельки, которые они с мамочкой купили в Лондоне. Вспомнила тот памятный день и ощутила болезненный укол. Какой глупой девочкой казалась она себе теперь, когда научилась пить виски, спала каждую ночь с мужчиной и знала пять рецептов пудинга.

В четверть девятого хлопнула дверца машины, и Роза вскочила с кресла. Вошел Джек, от него пахло алкоголем. Он снова бросил взгляд на ее прическу и поморщился – или ей показалось? – словно говоря ей без слов, что он все-таки ее не простил.

– Добрый вечер, дорогой, – проговорила она таким же спокойным голосом, каким говорила ее мама, когда папа был не в духе. – Хочешь выпить перед ужином? Сегодня у нас пудинг с говядиной и почками.

– Нет, спасибо, не хочу, – отказался он. – Я очень голоден. – Он удивленно посмотрел на дым, идущий из кухни.

Дрожащими руками Роза задернула занавески, отгородив комнату от ночного мрака, и зажгла лампу. Она уже делала попытки облагородить столовую, что было непросто с разрозненной мебелью и тростниковыми циновками, заставила Шуклу начистить до блеска столовые приборы, ставила в вазе последние ветки бугенвиллеи.

Джек схватил вазу со стола.

– Ты не возражаешь? Этот запах мешает мне.

(Вообще-то, бугенвиллеи не пахнут, но ничего, не имеет значения…)

– Нет, конечно, – безмятежно ответила она. – Поставь вазу на комод.

Тут Динеш, гордый, как пони на параде, выскочил из кухни с пудингом; он был счастлив, что подает любимое блюдо Джека.

Шукла, слишком робкая, чтобы поднять глаза, внесла овощи. Шпинат превратился в какое-то слизистое болото.

– Ну как, приступим? – Последовал взрыв крошек, когда Роза вонзила нож в пудинг. Прорезая корку, она весело и пустовато щебетала о том, как ей было приятно повидаться с Тори и как было бы хорошо, чтобы она приехала к ним и, может, они вместе побывали бы на охоте.

– Что ж, пригласи ее, – отозвался Джек без особого энтузиазма. Теперь она точно знала, что он не очень жалует Тори. Но в оправдание Джека, хотя в тот момент ей не очень хотелось его оправдывать, надо сказать, что Тори сама вела себя с ним не очень вежливо – часто поддразнивала его, становилась чуточку фальшивой и громогласной, – но надо знать Тори, чтобы понимать, что это бывало с ней, когда она робела или нервничала.

– Я уверен, что мы сможем подыскать для нее лошадь. – (Наверняка ему хотелось добавить: Если уж нам придется это делать.)

Снова разлетелись крошки – это он стал резать свой пудинг.

Какое-то время они молча жевали. Роза была в ужасе: пудинг был отвратительный – мясо с душком, в подливке полно белых комков – она плохо перемешала муку.

Джек сделал глоток вина и не смотрел на Розу. Слуги стояли в дверях кухни и ждали его реакцию. Роза со стуком положила нож и вилку.

– Не ешь, Джек, – сказала она. – Это абсолютно отвратительно.

По ее щеке поползла крупная слеза. Он продолжал есть.

– Ничего, съедобно, – отозвался он. – Почти что.

– Гадость. Прошу тебя, ты можешь сказать слугам, чтобы они шли спать? – Она смотрела, как на скатерть капали ее слезы. Какая мука – плакать, когда на тебя смотрят.

Джек встал с тяжелым вздохом. Подошел к кухонной двери.

– Jao! Jaldi! Дургабаи и Динеш, мы с мэмсахиб хотим быть одни.

Когда дверь закрылась, он сел рядом с ней.

– Прости, – сказала она наконец. – Я вела себя как полная дура. – Она жалобно взвыла и вытерла глаза салфеткой.

– Роза, в чем дело?

– Тебе очень не нравится моя стрижка, да? – Она всхлипнула.

– Ну… – казалось, он страшно удивился, – да нет, так… вполне… Но ради бога, Роза, никогда не плачь вот так, при слугах.

– Извини, – сказала она.

Он встал и подошел к окну. Она глядела на его спину, подавляя желание крикнуть, что, конечно, дело не только в ее нелепой стрижке.

Резко отодвинув стул, она вскочила.

– Пожалуй, я лягу спать, если не возражаешь.

– Нет, конечно, – ответил он. – Думаю, тебе надо лечь.

– Вообще-то, я никогда себя так не веду, – сказала она в дверях.

– Это хорошо, – ответил он без улыбки.

Проплакав полночи, она обнаружила, что от таких безутешных, взрослых слез у тебя опухают глаза и мучает страшная жажда.

Но уже на рассвете, когда она почти что убедила себя, что ее замужество – сущая катастрофа, Джек явился к ней из гостевой комнаты, где спал в ту ночь. Он лег рядом с ней, обнял и пробормотал:

– Ох, моя бедная Роза, пожалуйста, не надо.

Это лишь подлило масла в огонь.

– Ты, должно быть, думаешь, что женился на сумасшедшей? – спросила она со злым смехом. Но тут же прижалась щекой к его груди и крепко обняла.