Лагерный пахан - Владимир Колычев

Трофим взбодрился под холодным душем, приятно опохмелился пивком. Он уже собирался уходить, когда в дверь позвонили. Осторожно глянул в глазок – мало ли какая беда нагрянуть может.

Но не беда забрела в дом, а счастье. За дверью стояла Кристина – как всегда потрясно красивая и безмерно желанная. В глазах смятение, на губах беспомощная улыбка. Казалось, она не знала, зачем приехала сюда. Казалось… На самом деле она все знала. И он знал…

Трофим открыл дверь, впустил ее. И, не дожидаясь объяснений, прижал ее к себе. Она молча прильнула к нему. Тело горит, дыхание взволнованное, сбивчивое…

Он мог бы овладеть ею прямо сейчас, но сколько раз сознание в самых смелых фантазиях рисовало ему белоснежную постель, на которой она лежала в своей естественной обнаженной красоте. Поэтому он подхватил ее на руки, понес в комнату. Она покорно обвила руками его шею, положила голову на плечо.

Трофим уложил ее на постель. Она ничего не сказала, когда он снял с нее жакет, но встрепенулась, едва он расстегнул первую пуговичку на шелковой блузке.

– Так сразу?

Трофим понял, что это включилось ее «динамо». Ну не может она без этого.

– Сразу! – решительно заявил он. – Это чтобы ты не убежала!

– Не убегу, – мотнула она головой.

– Ты сама в это веришь?

– Не знаю…

– Тогда молчи!

– Так со мной, так… – кивнула она и в сладкой истоме закрыла глаза.

Только крепкой и властной рукой он мог направить эту строптивицу в наезженную мужем колею.

Сколько лет он мечтал об этом счастливом дне, когда он наконец-то сможет познать Кристину. Мечтал. И вот его мечта в каких-то секундах от стыка с реальностью. Еще немного…

Трофим не сразу понял, почему комната вдруг под топот ног заполнилась людьми в серых мундирах, почему их сильные руки сорвали его с Кристины, швырнули на пол, скрутили, защелкнули на запястьях наручники…

Трофим вспомнил, что в треволнении из-за желанного, но столь же и внезапного визита Кристины он забыл запереть входную дверь. Подлые менты воспользовались этим и повязали его за здорово живешь… А они действительно подлые, потому что действовали по закону подлости – ворвались в дом на самом интересном месте.

– Что вы себе позволяете? – закричала Кристина.

– Заткнись, шалава! – мерзким гнусавым голосом крикнул на нее кто-то из ментов.

Трофим бы ухом не повел, если бы этот гад заорал на него. Злиться на мента – это все равно что ненавидеть комара: смешно и бесполезно… Но эта сволочь разинула пасть на Кристину. Обозвала ее шалавой!

Его прижимали к полу сразу два мента, но Трофим взбрыкнулся с неуемной силой и смог отшвырнуть от себя сначала одного, затем второго. Вскочил на ноги, но его тут же схватили за руки. И все же он смог дотянуться до мента, посмевшего оскорбить Кристину, в падении ударил его головой в грудь. И еще крикнул:

– Фильтруй базар, мусор!

Но тот занялся другими фильтрами, органического происхождения. Несколько сильных ударов по почкам скрутили Трофима в тройной узел. А сокрушительная примочка к голове окунула его сознание в гулкую ватно-серую пелену…

Очнулся он в зарешеченном стакане ментовского «козла». На полу валялись его вещи. Наручников на нем не было, поэтому он смог одеться. Знакомый маршрут, финалом которого стало такое же знакомое здание Чернопольского РОВД. Наручники, приемка в КПЗ, одиночная камера с парашным ведром возле неработающего унитаза. Нары с двумя сломанными досками, пустующие нычки в стенах… Плохо приняли его менты. Дурной знак.

Через пару часов Трофима выдернули на допрос. Он как чувствовал, что в оперском кабинете ждать его будет Попков. Так и оказалось.

– Ну вот и встретились! – Он и не пытался скрыть своего торжества.

На столе лежала початая пачка «Нашей марки», но он даже не подумал угостить задержанного.

– Предъявляй, начальник, не томи, – небрежно усмехнулся Трофим.

– Обвинение предъявит следователь. Я лишь предлагаю оформить чистосердечное признание…

– В чем?

– В карманной краже… Да, да, в той самой… Гражданин Аверьянов снова написал заявление, а свидетели подтвердили свои показания, от которых их заставили отказаться…

– Никто их не заставлял. Это в них гражданская совесть заговорила…

– Я бы на твоем месте не кочевряжился, – нахмурился Попков.

Немного подумал и пододвинул Трофиму пачку сигарет. Курить хотелось невмоготу, но он все же отказался – из гордости.

– Может, поменяемся местами? – ухмыльнулся Трофим. – И кочевряжиться не будешь.

– Ты тоже не будешь… Ты прекрасно знаешь, что свидетелей заставили отказаться от показаний, как знаешь, кто это сделал. А теперь вдруг те же самые люди заставили их прийти к нам и дать показания… Проблемы у тебя с Мигунком, да? – с коварным умыслом, но доверительным тоном спросил опер.

– Я тебя не понимаю, начальник, – безотрадно усмехнулся Трофим.

Проблемы с Мигунком у него есть, и очень серьезные, но мусорам об этом знать совсем не обязательно… Но ведь знают. Значит, есть осведомители… А может, свидетели сами сознались, что их люди Мигунка подговорили…

– Да все ты понимаешь, – кисло посмотрел на него Попков.

Увы, но Трофим действительно все понимал. Мигунок догадался, что дни его сочтены – вовремя догадался, вовремя сыграл на опережение. Убивать Трофима не стал, всего лишь отдал на растерзание ментам… Он, конечно, за это головой ответит, но когда это будет. А сейчас Трофиму надо было выходить из тупикового положения.

– Еще в чем сознаваться, начальник?

– Сопротивление при задержании. Но сознаваться не надо, есть рапорт потерпевшего, его мы приобщим к делу, суд учтет, не в твою пользу, конечно…

– Этот потерпевший мою женщину оскорбил.

– В рапорте это не указано… А твоя женщина… Твоя женщина да, собирается дать показания в твою защиту… И это будет учтено. Но меня сейчас интересует кража…

– Была кража, – сознался Трофим.

– Ты это серьезно? – недоверчиво посмотрел на него Попков.

Он искал подвох с его стороны, но не было ничего. Трофим сознавался только для того, чтобы приподнять себя на пошатнувшемся пьедестале воровского почета.

– А ты думаешь, я зачем лопатник дернул? Я – вор, мой дом – тюрьма. А я на воле засиделся. Вот и решил восстановить справедливость… Но я не совсем свободная птица, есть воровской закон, под которым я летаю. Решили оставить меня на воле, потому и выдернули. А сейчас решили, что пора, поэтому я здесь…

– Кто решил? Мигунок?

– Мигунок – пешка.

– Тогда кто?

– Может, еще диктофон включишь, да? И журналистов пригласишь?.. Ничего я тебе не скажу, ничего… Короче, да, это я лопатник дернул. В чем чистосердечно признаюсь…