Удар отложенной смерти - Инна Тронина

Все засмеялись, а Уссер с умилением посмотрел на Холодаева.

– Вот и ладушки. Зачем сразу же на мокрое?.. Так, дружище, дров наломать недолго!..

Хозяин взял у Златы бутылку шампанского «Куантро» и, открыв её, принялся разливать вино по бокалам. От усталости и волнения он обляпал руки гостей пышной пеной.

– Отметим счастливое завершение дела, и по домам! Если нужно, я дам водителей. А мы со Златой останемся здесь. Люблю мороз и яркую луну, как сегодня. Северная природа, полярная ночь – моя слабость. Вы знаете…

* * *

Квартира Власты Михайловны Сорец-Шатаевой, удачливой контрабандистки и второй подруги Веталя, располагалась на Кировском проспекте, на два этажа выше известного молочного магазина.

Власта была личностью выдающейся – по всем статьям. В ней сочетались яркая южная красота и отточенный, холодный, мужской ум. Поэтому Веталь приблизил её к себе, несмотря на истерики Дездемоны. Когда та пригрозила просто-напросто перерезать Власте глотку, Веталь напомнил, что сама Мона тоже не из благородных. Она была женой одного из узбекских хлопковых миллионеров, но после ареста благоверного сразу же с ним развелась. А потом заплатила Веталю двести тысяч советских рублей только за то, чтобы он устроил ей ленинградскую прописку.

А дальше, то ли в знак благодарности, то ли по сердечной склонности, Дездемона стала жить с Холодаевым одной семьёй. Но, к её вящему неудовольствию, Власта с каждым днём оказывала на Веталя всё более сильное влияние. Молодость была её козырем в борьбе с увядающей Моной. Кроме того, девушка совершенно спокойно переправляла солидные партии золота, прочих драгоценностей и антиквариата, никогда не жаловалась и не грузила Холодаева своими проблемами.

Андрей Озирский и Власта Сорец были знакомы с детского сада. И потому сейчас капитан решил, на случай неудачи Обера, подстраховаться с её помощью. Они провели вместе не только детство, но и юность. Учились в одном классе сто семьдесят первой французской школы на улице Маяковского. А потом, после долгих лет разлуки, судьба свела их на Пулковской таможне.

Власта везла золотые монеты царской чеканки, но где-то сплоховала. На её счастье, делом занимался непосредственно Озирский, и он пожалел подругу детства. Разумеется, не даром – с тех пор она должна была при случае скидывать ему интересную информацию, касающуюся дел Холодаева. Власта, понимая, что ей светит реальный срок, согласилась.

Кроме того, она преследовала и личные цели. Девушка, не привыкшая быть пассивной, возобновила свои ухаживания – ведь она влюбилась в Андрея ещё будучи пионеркой. Но капитану удавалось держаться – было стыдно перед Еленой, которая так много сделала для него. Уже от Власты Андрей позвонил Захару и узнал, что Минц сейчас в реанимации. Врачи ничего не обещают, потому что состояние критическое. Но делают всё возможное, и потому надо просто ждать.

Потом Горбовский объяснил, почему Веталь не дождался его у магазина. Захар, как и было условлено, выехал на «стрелку» с Веталем, чтобы выпустить проклятое золото. Нервы уже не выдерживали чудовищного напряжения. Не только сам майор, но и генерал, и другие большие начальники понимали, что в любом другом случае произойдёт катастрофа. Все слишком хорошо знали отставного ракетчика, чтобы надеяться на его милосердие и благоразумие.

Они доехали до Парголова, и там мотор служебной «Волги» намертво заглох. Сидевший за рулём Борис Гук починить его не смог – руки примерзали к металлу. Засели так глухо, что пришлось вызывать по рации тягач и возвращаться в город. Само собой, пока искали другой транспорт, Веталь уже сделал выводы. Ждать на морозе ещё час он не пожелал. И трубку не взял, хотя Захар несколько раз звонил ему в машину.

Сейчас Андрей и Власта сидели в большой комнате за овальным столом, пили кофе и ели чёрный виноград. Всё это выглядело экзотически и шикарно в середине января – Власта вообще обожала эпатаж. На широченной тахте лежал магнитофон «Сони» и пел по-итальянски хрипловатым женским голосом. Под багровым абажуром горела стосвечовка, но свет всё равно казался тусклым.

Андрей чувствовал себя хамом – ведь он был одет очень небрежно, даже неряшливо. Скинув дублёнку и шапку, он остался в грубом сером свитере и поношенных джинсах «Ливайс». Власта же смотрелась истиной туземной королевой, снизошедшей до беседы с белым путешественником.

Сейчас она – скуластая, смуглая, с волнами чёрных волос на обнажённых плечах – нюхала букетик искусственных фиалок, ароматизированных сиреневой эссенцией. Андрей вспоминал мать Власты – Бэлу Хусейновну Джабраилову, чеченку по национальности. В молодости она, должно быть, выглядела так же. Озирский помнил её, вечную свою защитницу, уже поседевшей после трагической гибели первого мужа и скоропостижной смерти второго. В те годы Бэла была уже хмурой и неразговорчивой, но чувства свои умела скрывать и никогда не унижалась ни до слёз, ни до скандалов.

Власта прикурила от серебряной зажигалки сигарету «Вирджиния», и только это заставило Андрея мысленно возвратиться в двадцатый век. Подруга Веталя была похожа на прекрасную дикарку. Ей очень пошли бы шкура леопарда, ожерелье из клыков и изящное копьё с наконечником из слонового бивня. Но она надела сегодня ультрасовременное вечернее платье из густо-бордового бархата и такие же митенки – перчатки без пальцев. Под платьем было и бельё-люкс в стиле «Кружева Кале».

– Значит, вы решили обратиться к Оберу на узкой сходке?

Андрей отрывал обветренными пальцами ягоды от грозди и клал их в рот. Он всегда считал, что сахар необходим для работы мозга, и не стеснялся при случае полакомиться. Он подавал пальто дамам, но не считал это признаком особой мужественности. Кроме того, Озирский любил кошек, а не собак, и не скрывал этого.

– Да, мы в ноябре собирались у Веталя на Гороховой. – Власта накинула на точёное плечо боа из эвенкийского меха. – Веталь долго допытывался, можем ли мы с Моной перевезти большую, в двадцать кило, партию золота. Мы ответили, что не сможем – даже в несколько приёмов и вдвоём.

– Ты же, помнится, раньше товар тюками возила! – Андрей весело подмигнул Власте. – Да и Мона тоже… Она – контрабандистка со стажем. Я слышал, ещё в Узбекистане баловалась.

– Она оценила ситуацию так же, как и я. – Власта придвинулась поближе к Андрею. У неё перехватило дыхание, и защипало в глазах. – У многих «гонцов» Веталя начался геморрой. Кроме того, они нацело посадили кишечник, желудок. А теперь «с задницей», ты знаешь, накрыться проще простого.

– А другого способа не было? – Озирский старался обратить всё в шутку, но понимал – уйти сегодня от Власты будет трудно. – Ты же, наверное, много их знаешь. Что же касается задниц, то при таком количестве золота надо целый полк через таможню гнать…

– Да, я знаю много возможностей провезти товар. Возила и в желудке, и во влагалище, спала с нужными людьми. Веталь разрешал нам расплачиваться натурой – в интересах дела. На Мону охотников находится всё меньше, поэтому отдуваться приходится мне. Но на той сходке я сказала, что сдаюсь. Нужно искать какой-то оригинальный способ – слишком большая партия. И риск велик – начальники заочкуют. Семён предложил подключить Обера – он химию очень хорошо знает. Веталь долго колебался, но выхода у него не было. Мона выступала категорически против. Она заявила, что Обер когда-нибудь зашухерит нас всех, и с ним лучше не связываться. Биография у него, говорит, безупречная, а вот не лежит душа!