Воздаяние храбрости - Владимир Соболь

– Подожди! – крикнул Новицкий вахмистру и склонился над Ричардом.

Тот показал глазами на грудь.

– Письмо, Серж, слева.

Сергей вытащил из-под разодранной куртки аккуратно свернутый и запечатанный пакет. Поверх него бежало несколько строк, выписанных ровным и твердым почерком.

– Можете проглядеть, Серж, если вдруг захотите. Но это не моим… читателям. Это – моей… вдове. Немного помялся пакет, немного запачкался. Но ничего. Может быть, она и прочтет, может быть, она и поплачет. Женские слезы, Серж, знаете… высыхают так же быстро, как ручейки в пустыне… Как хорошо, друг мой, что женщинам не добраться в эти места. Есть только мы и то, что лежит между нами… Но довольно. Дальше – тишина. Forward!

Вахмистр шагнул ближе, поднося карабин к самому уху умирающего. А Кемпбелл, ровно и мягко улыбаясь, смотрел на Новицкого.

В самый последний момент Сергей не выдержал и опустил глаза. А после стукнувшего выстрела сразу же отвернулся, не в силах заставить себя взглянуть на то, что стало с головой умного, веселого, отчаянного Ричарда Кемпбелла.

Вахмистр вернулся к лошади и принялся прочищать карабин, намереваясь зарядить его перед тем, как трогаться дальше. Новицкий порылся в карманах, выудил серебряный рубль и протянул унтеру. Но тот отшатнулся от денег.

– Ваше благородие, – протянул он укоризненно. – Нешто мы не люди, нешто совсем без понятия.

Но Сергей поймал его руку и сунул в ладонь монету.

– Бери, бери, вахмистр. Выпьешь с товарищами за упокой… всех душ, что нынче полегли здесь.

Вахмистр покачал головой.

– Это – да. Сколько народу положили сегодня – ужасть. И наших, и ихних. Утомился народишко уже убивать. Загнали там персов на холм, наверное, около батальона. Сначала хотели штыками переколоть – да одумались. Своих-то сколько еще поляжет. Орудия подвезли – решили перемолотить. Пока наводили, начали думать – может, сдадутся. Генерал наш подъехал…

– Шабельский?

– Нет. Тот все еще персов гонит. Все еще не насытился. Князь Мадатов случился. Хочет уговорить персов сдаться.

– Где? – встрепенулся Новицкий. – Покажи.

Он сорвал поводья и поднялся в седло. Взглянул в последний раз в сторону Кемпбелла и наклонил голову.

– Я отправлю, Дик, это письмо. Обещаю, – произнес он громко, словно мертвый мог его слышать, и сразу же крикнул драгуну: – Веди, вахмистр! Скачем!..

Скакать измученные лошади не могли, но за четверть часа бодрой рысцой донесли всадников до горловины ущелья. Почти весь отряд Паскевича втянулся в проход, преследуя убегающих персов, а здесь остались лишь карабинеры Клюки фон Клюгенау. Роты поставлены были во фронт, так что они плотным полукольцом охватывали участок склона, по которому вилась вверх хорошо различимая тропка. В разрывах пехотного строя уставлены были четыре орудия; у каждого дежурил фейерверкер с горящим пальником.

Сергей спрыгнул с лошади и отдал поводья вахмистру. Темиру он еще до начала сражения приказал оставаться у перевязочного пункта. Он не хотел, чтобы молодой горец оказался в массе войска, где каждый мог принять его за врага. Юноша подчинился ему весьма неохотно. Он узнал, что Абдул-бек идет с персами во главе нескольких сот нукеров, и надеялся встретить кровного врага среди боя. Новицкий же доказал товарищу, что среди десятков тысяч людей, палящих, колющих, рубящих, отыскать одного-единственного будет невероятно сложно. Также трудно будет пробиться к нему во время сражения, когда рядом с беладом скачут десятки преданных воинов.

– Если Аллах захочет оказать нам такую милость, – сказал Сергей без тени улыбки, уперевшись взглядом в черные глаза Темира, – тогда он сохранит жизнь Абдул-беку и подведет его потом под твою пулю.

Сам же он знал определенно, что не будет вставать между кровниками. Но хочет ли он с прежней страстью отнять жизнь у виновника смерти своей жены – этого он не мог уверенно сказать и себе самому…

Перед фронтом карабинеров Новицкий увидел группу офицеров, в центре которой высилась сухопарая фигура Клюки фон Клюгенау. Рядом с ожесточенно жестикулирующим майором стоял Мадатов, едва перерастая головой плечо австрийца, и слушал объяснения командира пехотного батальона.

– Я бы взял их штыками! – горячился Клюки. – Но солдат наш, говорит Алексей Петрович, дорог. Нельзя терять людей после такой победы. Думаю забросать их ядрами. Когда надоест умирать, вылезут сами.

Сергей придвинулся вплотную к ближайшему офицеру, спросив почти в ухо:

– Что случилось? Кого стережем?

Штабс-капитан лет сорока с лишним обернулся и, увидев штатского, нахмурил круглое лицо, испещренное оспинами, и хотел отвернуться. Но Сергей придержал его за предплечье, и что-то в его поведении подсказало опытному кавказцу, что незнакомец в черкеске имеет право расспрашивать.

– Да, видите ли, – ответил он достаточно вежливо, – до тысячи персов поднялись в скалы. Выше им не уйти – там расщелина. А спускаться – только на наши штыки. Нам же атаковать их в лоб нет никакого резона: столько людей положим…

Карабинер недовольно покрутил головой и продолжил:

– Тут генерал Мадатов подъехал. Говорит, что пойдет наверх и предложит персам капитуляцию. Да он не говорит даже, а только сипит – сорвал голос в сражении. А Клюки не хочет его пускать. Персы и так свирепые, а от поражения только сильнее озлобились. Пальнет кто-то остервенев, так и Мадатова жалко, да и нам дедушка по первое число всыплет. Пока они спорили, артиллерия подошла. Дивизион шестифунтовок. Как начнут ядрами сыпать, тем наверху станет несладко.

Новицкий кивком поблагодарил офицера и протиснулся мимо него ближе к Мадатову. Тот как раз заговорил, но голос едва был слышен, сипел, обрываясь на верхних и нижних нотах.

– Я пойду… – Мадатов сделал паузу и откашлялся в сторону, помассировав пальцами онемевшее горло. – Там несколько сот человек, здесь у тебя шесть рот. Сколько народу положим с обеих сторон, что и за неделю в этом камне не захороним.

– Ваше превосходительство! – огорченный Клюки хлопнул себя по бедрам ладонями и на мгновение сделался очень похож на длинноногую африканскую птицу, которую Новицкий видел как-то в петербургском зверинце. – Вы же и говорите так, что никто, кроме вас самих, не услышит. Ей-богу, шестифунтовки наши кричат куда убедительней.

– Дай человека. Он за меня все расскажет.

– Да нет у меня такого, – огорчился опять майор. – Есть такие, что понимают. Есть и те, что два слова могут связать. Но там же хорошо говорить надо. Доходней, чем пушки.

«Доходчивей», – поправил Сергей немца в уме, а вслух произнес громко и твердо другое:

– Я пойду с вами, ваше сиятельство!

Все обернулись на голос, прозвучавший так неожиданно. Мадатов цепким колючим взглядом схватил разом всю фигуру Новицкого, не упустив из внимания правый рукав черкески, запачканный кровью, и, кажется, остался доволен.