Воздаяние храбрости - Владимир Соболь

Сергей не торопил лошадь, она и так достаточно набегалась за сегодняшний день, и животное двигалось неспешным и ровным шагом, аккуратно перешагивая тела. Сергей уже пересек невидимую границу, разделявшую поутру обе армии, ту линию, на которой столкнулись в яростной штыковой атаке батальоны персов и русских. И дальше путь его лежал в буквальном смысле слова по трупам. За четверть века без малого воинской службы Сергей так и не приучился наблюдать с равнодушием человеческие останки. Искалеченные, истерзанные тела, покрытые страшными ранами – колотыми, резаными, пулевыми, – не пугали его, но возмущали. Всю свою сознательную жизнь он силился отыскать причины, по которым молодые сильные люди вынуждены были убивать себе подобных, уничтожать их самыми изощренными методами, и никак не продвинулся далее пункта, на котором остановился более десяти лет назад. Тогда он принялся сочинять записки отставного штаб-ротмистра о двух кампаниях, в которых ему довелось участвовать. Но от тихого кабинетного занятия его отвлек Артемий Прокофьевич Георгиадис.

«Сначала познай себя, – укорил полковника русской армии, сотрудника секретной службы его собственный, хрипловатый внутренний голос. – Пойми, почему тебе не сидится за столом ни дома, ни в канцелярии. А тогда, возможно, сумеешь осознать побуждения и других людей, иного цвета кожи, разреза глаз, но думающих и чувствующих, как и ты сам…»

Садящееся за спиной Новицкого солнце отбрасывало длинную тень лошади с всадником. Косые лучи играли медными обручами на стволе искалеченной пушки, уткнувшейся дулом в землю. Здесь стояла персидская артиллерия, сюда прилетело удачно нацеленное ядро, выпущенное русским орудием.

Вдруг Сергею почудилось какое-то движение за разбитым лафетом. Он поддернул саблю, обхватив эфес отдохнувшими пальцами, и повернул рыжую, стараясь высмотреть, кто притаился за развороченными остатками пушки.

Там, привалившись к искореженному металлу, лежал персидский артиллерист. Он был, очевидно, тяжело ранен, но жив и постанывал сквозь сжатые зубы. Куртка его из темно-синего сукна была разодрана в клочья, и сквозь лохмотья Сергей видел ужасную рану. Панталоны перса, когда-то белые, теперь приняли цвет невообразимый, недоступный никакому словнику: все они были облеплены грязью, а от пояса до колен залиты еще и кровью. Также перепачкано, перемазано было лицо умирающего. Высокая баранья шапка лежала рядом, и на ней покоился небольшой пистолет, похожий на тот, что Новицкий держал за пазухой.

Сергей достал левой рукой перезаряженное оружие и, направляя лошадь одними коленями, осторожно поехал вокруг орудия. Он не отрывал глаз от перса, готовясь стрелять при первом его угрожающем движении. Но тот, видимо, боролся с болью и ничего не замечал из того, что творилось вокруг. Волосы раненого, грязные и взлохмаченные, все же, казалось, были светлее, чем можно было ожидать от выходца из Тебриза, Казвина, пришельца из Хорасана. Не открывая глаз, лежащий пробормотал несколько слов на языке, совсем не похожем на фарси или тюркский, и в этот момент Новицкий узнал его.

Он спрыгнул с лошади, обмотал повод вокруг расщепленного колесного обода и подбежал к Кемпбеллу. Тень его упала на лицо Ричарда, тот вздрогнул и поднял веки. Рука его поползла к пистолету, но замерла.

– Hello, Serge! – произнес он тихим, тихим сдавленным голосом. – Is it you, my friend?[41]

– Да, это я, Дик, – ответил Сергей по-французски.

Он осторожно опустился рядом с Кемпбеллом, снял с пояса фляжку и осторожно смочил англичанину запекшиеся губы.

– Спасибо, Серж. Видите, как я неаккуратно подставился. Одним вашим ядром совершенно разбило одновременно и орудие, и меня.

– Сюда упало немало ядер, – заметил Новицкий, оглядываясь.

– О, да! Ядра, пули, а потом еще и штыки, сабли. Я понимаю, что вы который раз взяли верх в извечном споре – кому же владеть Закавказьем.

– Да. Армия Аббаса-Мирзы совершенно разбита и спасается бегством.

– Помоги им, Господь, в которого, впрочем, они не верят. Я и сам бы улепетнул, если бы меня слушались ноги.

– Полежите спокойно, Дик, – сказал Сергей, готовясь подняться. – Я привезу доктора.

Но Кемпбелл с неожиданной силой ухватил его за рукав.

– Не уходите, Серж, не тратьте впустую время. С такой раной не выживают. Все, что может сделать ваш врач, даже если он лучше, чем наши, – заставит меня промучиться на сутки или двое больше.

Сергей знал, что Ричард был прав, и потому молчал.

– Помогите мне, Серж. Я устал от боли и скоро начну кричать. А это, знаете, как-то неприлично для выпускника Хэрроу, джентльмена и – журналиста. Мой пистолет заряжен. Я, собственно, и сам мог потянуть за крючок, но, понимаете – какие-то идеи нам вбивали в голову с детства. Меня уверили, что Господь не любит самоубийц. Я готовлюсь к нашей неминуемой встрече, и мне не хочется проверять, насколько Он их не любит.

Новицкий смотрел в полуприкрытые глаза Кемпбелла, еще не желая осознавать, о какой услуге просит его британец.

Дик усмехнулся:

– Ну же, смелее, Серж. Одно маленькое движение пальцем. Сколько раз вы наводили ствол на врага, можете один раз доставить это удовольствие другу. Хотя я так и не знаю, кто же мы с вами – друзья или враги. То мы палим друг в друга, бросаем чугунные бомбы, строим козни, готовим ловушки. А потом встречаемся в странных местах: в горской лачуге, борделе, на поле, заваленном трупами, и беседуем, как ни в чем не бывало… А! Одно упустили мы, Серж: мы ни разу не наполнили наши стаканы, не выпили за здоровье Его Величества короля, Его Величества императора. Кстати, я уверен, что ваш Николай охотно оказал бы нашему Георгу услугу, о которой я вас прошу. Охотно и без всякого колебания. Ну, Серж, вот пистолет, вот моя голова… Одно движение пальцем и – вечный покой… Очень больно, мой друг, очень больно.

Новицкий в отчаянии отвернулся, глотая ком, вдруг распухший у него в горле, и пытался сообразить, что же ему надлежит предпринять. И вдруг, к своему счастью, увидел вдали небольшую группку драгун, едущих шагом назад от ущелья. Он вскочил на ноги и замахал рукой. Конные заметили его и повернули к нему.

Первым подъехал вахмистр, кряжистый унтер уже в годах. Они сразу узнали друг друга. Всего лишь несколько часов назад им довелось скакать колено к колену, торопясь в атаку, приказ о которой Новицкий привез Шабельскому.

Сергей подошел к вахмистру и положил руку ему на колено.

– Здесь человек мучается. Персиянин, но – человек. Надобно избавить его от страданий. Как лошадь. Сделаешь?!

– Отчего ж не сделать-то, ваше благородие, – ответил вахмистр, разглядывая через голову Сергея сидящего Кемпбелла. – Очень нам даже понятно. Что лошадь, что человек – все одно пожалеть нужно.

Он слез на землю и отцепил карабин от панталёра. Другой драгун перехватил его лошадь. Вахмистр взвел курок и пошел обходить Кемпбелла, норовя подойти к тому сзади. Дик поднял руку.