Защитник - Конн Иггульден

Чьи-то пальцы коснулись его руки. Это был тот илот постарше, который уклонился, когда Аристид заговорил в первый раз.

– Спарта не освобождает илотов, – хрипло сказал он. – Никогда. Для нас нет никакой надежды.

Аристиду нечего было возразить на это.

Не дождавшись ответа, илот печально кивнул:

– Но правда ли то, что ты сказал? Действительно ли Афины освободили рабов? Мы об этом не слышали.

– Архонт Ксантипп дал личную клятву. Все, кто сражался за нас или был гребцом в тот день, освобождены. Освободили, как я слышал, даже одного из домашних рабов.

Аристид знал, что Фемистокл нашел бы слова, чтобы манипулировать этим человеком. Он тоже попытался найти их, но илот протянул руку и еще раз похлопал его по плечу, чтобы афинянин помолчал.

– Каждый год они устраивают большую охоту, чтобы нас не становилось много.

Услышав это, шедшие неподалеку сердито заворчали. Воспоминание было тяжелым для них.

– Молодые спартанские воины проливают нашу кровь, преследуют на улицах и в холмах. Они бьют и режут нас за один только брошенный на них взгляд, ты знал об этом? Они заставляют нас напиваться вином и танцевать им на потеху. Мы никогда не получим свободы. Но некоторые из нас будут свободны сегодня. Я так думаю. Меня зовут Полием. Возможно, однажды я увижу Афины. Мне бы этого хотелось.

Он улыбнулся, но с каким-то странным, горьким выражением. Он похлопал Аристида по плечу и посмотрел по сторонам, как будто чего-то ждал. Тут и там слышались приглушенные голоса; илоты переговаривались между собой, что-то обсуждали, и Аристид только теперь понял, в чем дело. Они решали, как быть. Звуки тысяч голосов, сливаясь вместе, напоминали шум моря или ветра в кронах деревьев.

Внезапно один из этих голосов возвысился над остальными:

– Илоты! Мы, о которых забыли! Мы, которые псы! Мы, которых много! Сейчас, когда Спарта смотрит на нас, не напомнить ли нам о себе?

Ответом был медленно нарастающий рев, бессловесный рык, заставивший Аристида крутить головой по сторонам. Его окружали разгневанные люди. Или, может быть, просто люди. О том, что он среди них, уже забыли. Они разговаривали только между собой. Еще один завыл по-волчьи. Ему ответили тысячи глоток, а потом, когда общий вой стих, единственный оставшийся голос прозвучал скорбно, почти невыносимо.

– Для нас есть только одна свобода! – снова крикнул кто-то. – Только один выбор: драться и умереть! Если мы говорим это, значит так оно и есть. Мы, о которых забыли! Мы, которые псы! Мы, которых много!

Тысячи людей подхватили последние слова, и они раскатились во все стороны. Аристид совсем не думал об илотах, когда выступал на равнину. Они были нужны только для того, чтобы стать стеной и произвести впечатление на персов. Теперь он понял, что они будут драться зубами и кулаками, если потребуется. Они напомнят спартанцам, что их много и что они люди. И когда это случится, будет ли Павсаний по-прежнему любить их?

Навстречу им, приближаясь с каждым шагом, шло персидское войско. Никогда еще Аристид не видел на поле сражения столько людей, но теперь, увидев, он проглотил страх. На воинах были стеганые доспехи с металлическими пластинами, в руках – плетеные щиты. Мидийцы, египтяне, эфиопы и истинные персы – настоящая океанская волна неумолимо надвигалась на них, чтобы обрушиться и утопить.

Аристид послал молитву Афине. Он встретит врага, выставив гоплитов перед илотами, как бронзовый наконечник копья. Придется растянуть их пошире, чтобы персидский фронт не сжал с флангов, как бычьи рога. Но как ни растягивай, на всю ширину гоплитов не хватит. Враг занимал весь горизонт. Строй в две шеренги глубиной будет продавлен на тысяче участков.

Но что еще он мог сделать?

Аристид вдохнул поглубже, чтобы прокричать приказ, как вдруг случилось нечто феноменальное. Шедшие в ногу с ним илоты внезапно прибавили шагу и устремились вперед. Остановить их афиняне не могли, даже если бы пытались. Людская масса хлынула подобно паводку. Командиры, которых он приставил к илотам, отстали и шли теперь одни.

Сердце Аристида сжалось от страха. Илоты спешили на верную гибель. И он знал, что, даже если прикажет им остановиться, они не подчинятся. Глядя на приближающуюся вражью стену, он молился, чтобы Павсаний вывел основные силы. Горло пересохло, губы потрескались, но времени не оставалось уже ни на что. Хотел он того или нет, сражение было неизбежно.

Глава 26

Конь сопротивлялся поводьям. Как и всадник, животное чувствовало нарастающее возбуждение. Еще утром, увидев уходящую от горы армию противника, Мардоний сразу заподозрил ловушку. Греки известны своей хитростью, и он сам многому научился у тех из них, что выступали союзниками персов. Поначалу он совсем не понял, что они сделали. Это не был отвлекающий маневр, рассчитанный на то, чтобы сбить его с толку. Уловка заключалась в том, из кого состояла эта армия, – как выяснилось, из рабов, выдававших себя за воинов. Для придания этому сборищу устрашающего вида с ними отправили горстку афинских гоплитов.

Конница, оставшаяся без командующего Масистия, заняла место в центре. Мардоний ощутил эту потерю, когда выступил из лагеря с полками пехоты. Натянув поводья, он оказался скалой в безбрежном море, обтекаемой со всех сторон людскими потоками. Сам Мардоний взял на себя центр, Артабаз отвечал за левый фланг, а Гидарнес во главе «бессмертных» и фиванцы держали правый. Гидарнес потребовал этой чести, и его «бессмертные» жаждали встретиться лицом к лицу со спартанцами в красных плащах. Встретиться, чтобы отомстить за свои потери и унижение при Фермопилах. Восстановить репутацию они могли только так: устлав поле битвы мертвыми спартанцами.

Мардоний посмотрел на горный склон, где греческое войско пришло в движение, выдавая себя серебряным и золотым блеском и явно торопясь опередить его армию и раньше выйти на равнину. Он оскалил зубы. Сомнений не осталось – сражения не избежать. Он был бурей, и они втягивались в нее. Постепенно, город за городом все греки будут призваны к ответу.

На фоне бескрайних гор они выглядели почти как детские игрушки, блестящие, будто стекло. Мардоний вдохнул пыль и почувствовал, как пересохли губы. Его армия – ураган, ветер пустыни! Даже спартанцы ничтожны против нее. Мардоний видел их красные плащи, пока они не достигли равнины и не стали частью многочисленного войска. Он резко кивнул, довольный этим зрелищем. Спартанцы спустились с гор, как и предполагалось. Он выступил против их рабов, и им пришлось ответить. Пыль сгустилась в огромное облако, и Мардоний потерял их из виду. Он медленно и глубоко вдохнул, наполняя воздухом легкие, пробуя его на вкус.

Персидский полководец издал боевой клич. Торжествующий рев прокатился над полками. Только одно вызывало опасение – что спартанцы могут атаковать фланг, когда персы двинутся на афинские войска на равнине. Мардония мало заботили рабы, выдававшие себя за воинов. Его войска пройдут их и даже не споткнутся. Нет, это Афины и Спарта бросили вызов царям, Дарию и Ксерксу. Это они – краеугольные камни сопротивления, и они вели за собой всех остальных. Он был уверен, что другие греки сдадутся, когда будут разбиты армии этих городов.