Его невольница - Ульяна Громова

Когда лоно сжалось вокруг его пальцев, Энвер выпил мой протяжный стон поцелуем, слизал с губ его слабые отголоски и нехотя отпустил мою плоть, все еще держа меня в объятиях.

— Ты не забыла, моя девочка…

— Не забыла, — прошептала, прикрывая глаза и откидывая голову ему на плечо. — Это фееричное возвращение. Ты превзошел даже меня, — слабо улыбнулась.

— Расскажешь?

— Не сомневайся.

— Поехали отсюда, — развернул к себе лицом и снова заключил в кольцо объятий. — Нам много нужно сказать друг другу.

— Это точно. Ты ведь не услышал — я выхожу замуж.

— Это вряд ли, — усмехнулся Энвер.

— Он замечательный человек… — возразила я.

— Иначе и быть не могло, Валя. Но ты насквозь моя. Если это не так — я исчезну, но мне надо кое-что тебе рассказать…

Я приложила палец к его губам:

— Я предупрежу Свету, что ухожу.

— Поймаю такси, — кивнул Энвер, и через мгновение я почувствовала холод — он отпустил меня и исчез из алькова, будто его и не было, а я мгновенно замерзла без него, хотя в зале было даже душно, а уж в этом маленьком закутке — тем более.

Оправила платье, распустила и снова заколола волосы, исправив растрепанную прическу, и вернулась к подруге.

— Свет, я ухожу… — начала я, но когда подруга повернулась, увидела, что ее глаза уже совсем пьяные — не в силах излечиться от героиновой зависимости, она замещала наркотики крепким алкоголем.

На столике перед ней стояла бутылка коньяка и блюдо с парой оставшихся канапе. Шпажки от уже уничтоженных валялись по всему столику.

— Ммм? — сфокусировала на мне взгляд подруга. — Ты что-то сказала?

— Нет, ничего. Вставай, поехали домой. — Оставить ее здесь я просто не могла, хотя было совсем не до нее.

Но почему-то ощущение, что мне лишь приснилось то, что было минуту назад, не оставляло. Казалось, Энвер — плод моего воспаленного накануне свадьбы воображения.

Но он реально был здесь, я не сошла с ума. Стоял на улице у машины с шашечками и ждал меня. И почему-то ни капли не удивился, когда я вывела, поддерживая изо всех сил, подругу.

— Я не…



— Не объясняй, я вижу, — оборвал оправдания Энвер и помог усадить девушку на заднее сиденье. Я села рядом и назвала адрес подруги. Светлана уснула, положив голову мне на плечо, уже через минуту. — Предсказуемая… — услышала нежное и увидела улыбку любимого мужчины.

Осознание, что это он, приходило медленно, но неумолимо. Меня трясло, как пропойцу после запоя. Мысли спутались, как линии в детском задании, да я и не могла ни о чем думать — только смотреть на новый профиль, привыкать к тому, что Энвер здесь. Он вернулся. Лихорадило от неправильности случившегося: разве так встречаются люди после того, что было с нами? Разве занимаются сексом за шторкой в театре? Разве разговаривают, будто виделись только вчера и ничего не разрушило жизни обоих? Разве говорят эти слова?

Но самое главное — разве я не должна чувствовать себя виноватой перед Эдом?

Но я не чувствовала.

Ни-че-го.

* * *

Энвер на руках поднял Свету до квартиры, а когда ее мать открыла дверь, унес ее в комнату и положил на диван. Я объяснилась с ее матерью, и мы с призраком прошлого вернулись на улицу.

— Мы поедем ко мне, — заявила тоном, не терпящим возражений. — И объясни, как ты меня нашел?

— Мы поедем к тебе, и ты все узнаешь, — улыбнулся Энвер.

И только сейчас я поняла, почему все не так — мы изменились. Он не смотрел на меня с постоянно проскальзывающим во взгляде сожалением и виной, он пришел за тем, что принадлежит ему, и ни годы, ни расстояние, ни обстоятельства не могли ему помешать. Но и я больше не была той невольницей, пусть строптивой и отчаянной, но слабой, испуганной и себе никогда не принадлежавшей. Нас по-прежнему колбасило от близости друг друга, но эта химия не отражалась на всем остальном. Этот диссонанс между тем образом, что хранила и романтизировала память, и тем, кто стоял передо мной теперь, вибрировал, как натянутая струна. Увы, но даже Эд, описывавший в своих романах реалистичные истории, не мог бы предугадать такого. Даже внешность Энвера требовала привыкания, от того любимого мерзавца остались лишь глаза и голос. Даже походка его стала тверже и уверенней, он будто, наконец, обрел почву под ногами, а не ходил по шаткой досточке, как бычок из детского стишка… Хотя разве в этом есть причина сомневаться? Он, как и я, освободился и уже освоился с этим. Он теперь — настоящий потомок древнего рода, и его достоинство и сила теперь сочились отовсюду: от улыбки и ухмылки, из его напористости завоевателя и повелителя, от его расправленных плеч и поднятого подбородка, от каждого его движения и слова, от блеска в его невероятно глубоких глазах…

— Я не знаю тебя таким, Энвер…

— И ты больше не напуганная безысходностью девочка, — вернул мне сомнительный комплимент, — теперь ты подчиняешь себе обстоятельства и людей.

— Боишься быть подчиненным? — усмехнулась я.

— Боюсь, что разлюбила, — серьезно посмотрел на меня. — Я пойму это, хотя тело говорит обратное…

— Это всего лишь тело. Оно всегда отзывалось на тебя неадекватно, — возразила, сама не понимая, что несу.

— Наша общая беда, — согласился Энвер и задал вопрос, на который я не знала ответа: — Ты выйдешь завтра замуж?

Я промолчала.

Я не выйду завтра замуж, потому что теперь отчетливо понимаю — не смогу. Пусть Эд ненавидит меня, но хотя бы не будет каждый день смотреть в мои глаза, понимая, что призрак моего прошлого жив и владеет моими мыслями, желаниями, памятью.

Но Энверу об этом знать пока не нужно.

— Я все понимаю, — так же спокойно и серьезно продолжил Энвер, не требуя больше ответа, — мы можем разойтись по континентам, но это ничего между нами не изменит. Ты можешь всю жизнь притворяться хорошей женой, а можешь быть ею.

Я вздернула бровь и уставилась в его глаза.

— Это…

— Предложение.

— Вот так сразу?

— Я ждал почти два года.

— Кто мешал тебе сократить этот срок?

Она на пару секунд задумался и покачал головой:

— Ничего.

Ни-че-го.



Ничего… Это слово я изучила вдоль и поперек, пока мы ехали в подмосковный поселок в дом моего отца. Ничего — должно означать пустоту, но для меня это слово было переполнено смыслом. Оно стало отправной точкой, началом неизвестности, в которой мое уже обретенное «И» снова стало туманным.

С Эдом мне всегда было легко. Но, похоже, эта легкость пропала в тот момент, когда я увидела черноглазого незнакомца в маленьком зале любительского театра.