Долгий путь в лабиринте - Александр Насибов

— Увы, пока я дрался с карлистом, вы куда-то исчезли. Но вот вы появились снова, и я счастлив.

— Я все думаю, — сказала Саша, приняв озабоченный вид, — думаю, где бы нам достать мантилью и фату.

Гарсия расхохотался, взял руку Саши, поцеловал.

— А если я отыщу все это?

— Спрячем для другой девушки, которую вы тоже полюбите с первого взгляда.

— Сеньорита разбивает мне сердце.

— Оно исцелится, как только вы полетаете на своей птичке. Иногда не мешает проветрить мозги.

Испанец насупился. Саша подумала, что слишком уж грубо обошлась с ним. Чтобы переменить тему разговора, спросила, как подвигается ремонт.

— Ремонт окончен, — сказал Гарсия. — Я как раз собирался опробовать аппарат в воздухе.

— Надеюсь, у вас хорошая память на обещания? — сказала Саша. — Вы неосмотрительно поклялись, что возьмете меня в полет.

— Слово есть слово!

— Впрочем, не все зависит от нас с вами. — Саша покосилась на Гаркушу. — Я отдана на попечение этого человека. Он может не разрешить…

— Думаю, с ним мы поладим. Не станет возражать, если прихватим и его.

— Ваша птичка может поднять троих?

— Может, сеньорита. Но это предел… Итак, я проверяю мотор и, если все в порядке, мы летим.

Гарсия пошел к самолету.

Запуск мотора аэроплана всегда был нелегким делом. Сложность заключалась в том, что из воинства атамана Шерстева почти никто не соглашался дергать пропеллер. Если же за винт брался сам авиатор, трудно было найти желающего сесть на его место и, двигая рычажком газа, поддерживать обороты, когда заработает мотор. Аэроплана боялись, и основания для этого были. Как-то одному из добровольных помощников лопастью винта сильно попало по руке. В другой раз распустился узел веревки, которой биплан был привязан к дереву, мотор застучал, аэроплан побежал по лугу, и сидевший в кресле пилота бандит с воплем выбросился на землю.

Только немногие все еще соглашались помогать авиатору при подготовке машины к полетам. Одним из таких был телохранитель и слуга атамана — горец Леван. Сухощавый, тонкий в талии, он казался и вовсе невесомым, когда подпрыгивал и, ухватившись за лопасть пропеллера, повисал в воздухе. Но в следующую секунду винт поворачивался, мотор стрелял и, выплюнув клуб дыма, начинал тарахтеть. А Леван отпрыгивал в сторону, вскидывал руки, что-то кричал, случалось, даже выхватывал кинжал и потрясал им над головой. Работающий аэропланный мотор всякий раз приводил его в исступление… И всего несколько человек изъявили желание совершить полет. Среди этих последних был Степан Гаркуша. В банде Шерстева он считался лучшим наездником, лихим рубакой.

…Итак Гарсия стал готовить мотор к запуску. Он проверил, правильно ли установлено зажигание, осмотрел свечи, магнето. Все было в порядке. Тогда из большой белой жестянки он залил в бак горючее — жидкость с резким запахом.

— Мерзость необыкновенная, — проговорил Гарсия, вздрагивая от отвращения. — Но моя птичка неприхотлива, она способна переварить и эту зловонную пищу.

— Значит, вы хорошо ее воспитали, — рассудительно заметила Саша.

— Спасибо, сеньорита… Теперь мы зальем масло в картер, и тогда с Божьей помощью эта груда железного лома очнется от спячки.

— То вы поносите свой аэроплан, то осыпаете самыми нежными словами. Где лежит истина?

— Я люблю его, сеньорита. А кого любят, не грех и поругать иной раз — для порядка… Куда же девалось масло? Ага, вот оно!

Пилот поднял большую бутыль — одну из тех, что привезла группа Гаркуши.

Саша всплеснула руками. Все еще не веря глазам, подошла ближе, и тогда в нос ударил знакомый «аромат».

— Свой аэроплан вы поите касторкой?! — воскликнула она и расхохоталась.

— А что? Это лучшее масло для мотора. В юности я был гонщиком. Мой мотоцикл бегал только на касторке.

Саша долго не могла успокоиться. Наконец взяла себя в руки.

— Хочешь полетать? — сказала она Гаркуше.

— А ты? Оставить тебя не могу.

— Оба полетим!

Гаркуша с сомнением посмотрел на аэроплан и заметил, что на полет требуется разрешение атамана.

Где-то в лесу подала голос кукушка — прокричала пять раз, потом трижды и еще столько же. После минутной паузы все повторилось.

Это давал знать о себе Олесь Гроха. Сигнал, повторенный дважды, означал, что связнику надо срочно встретиться с разведчицей.

Как же повидать Гроху? Саша задумалась, рассеянно оглядела пилота, своего стража.

Энрико наполнил маслом картер мотора и теперь мыл руки, готовясь идти к атаману за разрешением на полет.

— А мне уже расхотелось, — вдруг сказала Саша и потерла затылок. — Голова побаливает. Болит и кружится…

Она села на жестянку из-под бензина, прижала платок ко лбу.

Гарсия поспешил к гостье.

Подошел и Гаркуша.

— Не найдется ли воды? — сказала Саша.

— Вода! — Гарсия посмотрел на Гаркушу. — Там вода… — Он показал на край луга, подал бандиту пустую манерку.

Гаркуша понял испанца: тот имел в виду ручеек, протекавший вдоль лесной опушки в версте от стоянки аэроплана.

Несколько секунд он был в нерешительности. Потом взял манерку, а испанцу передал свой карабин, выразительно показав глазами на Сашу.

Он ушел. Пилот расстелил на траве кусок брезента, предложил Саше прилечь и отдохнуть.

— Напротив, хочу встать!

С помощью пилота она поднялась на ноги, сделала несколько шагов.

— Кружится голова? — участливо спросил испанец. — Право, лучше бы вам посидеть.

— Она уже не болит. Вот только тошнота… Я пройдусь немного, хорошо?

Пилот кивнул.

Некоторое время он смотрел, как девушка, пошатываясь, идет к кустарникам. Достал табаку, скрутил и зажег папироску. Потом бросил ее, пошел следом за Сашей.

Саша вошла в лес, и тотчас подскочил Гроха.

— Лелека и Тулин бежали! — выпалил он.

Саша замерла, прижав руки к груди.

— Когда?

— Позавчера в ночь. Есть данные: Лелека сюда пробирается… Я коней раздобыл. Сматывай удочки!

— Погоди…

— Не медли, Саша!

— У них аэроплан — в степи не скроешься. В лесу будем — лес небольшой, найдут. Погибнем, да еще и переполошим банду.

— Послушай…

— Все, Олесь! Вечером жди здесь. Не приду — утром жди. Через связника Кузьмичу передай: банду нашли, здесь и полковник Черный. Что-то замышляют. Пусть Кузьмич высылает эскадроны ЧОН. Ни секунды не медли, мчись к связнику, Олешек!