Морпех. Зеленая молния - Иван Басловяк

Да, тяжеловато ребятам приходится. Километров по тридцать в день пешком наматывают по цепляющимся за ноги густым травам и между ветками кустарников. Особо тяжело приходится Ахмету, татарину. Он-то привычен к конным прогулкам, а не пешим. Но где я ему коня здесь возьму? Он это понимает и выкладывается по полной, перед своим десятком не желает ударить лицом в грязь. И по возвращении из рейда, когда стрельцы его уже отдыхают, ко мне идёт на доклад. Я вижу, как ему тяжело, но ничем помочь не могу. Всем тяжело, все вымотались и смертельно устали. Но наши глаза и уши должны бдеть постоянно. Я хоть снаряжение их облегчил, приказал оставлять пищали в лагере, в поиск не брать. Толку с них, если что, немного – заряжать мешкотно, один выстрел в минуту получается. И тяжёлые к тому же. Да и постоянно огонь с собой таскать надо, чтоб фитили запалить. Быстро его не зажжёшь. Вместо длинного огнестрела я им выдал короткий – собрал все найденные на галеоне и бригантине пистолеты. Эти хоть кремнёвые, с фитилями мороки не будет. И легче, чем пищали. Сабли тоже оставляют. Путаются они в ногах у пешего, идти мешают. А если бежать придётся, так вообще кирдык. От погони уйти пешком с полным стрелецким снаряжением не получится. К тому же я их на разведку посылаю, а не воевать. Скрытно пришли, скрытно, узнав чего, ушли. А если из врагов кто наскочит случайно – ножи есть и луки. Тихое оружие. Правильно князь сделал, что луки взял и людей, с ними обращаться умеющих! Бердыши разведка тоже берёт. Это оружие последнего шанса, если нарвутся и уйти сразу не смогут, в окружение попадут. Бердыш в умелых руках – чудовищное оружие. Его эффективность в ближнем бою на этом континенте ещё никто не знает. Тем более аборигены, голышом бегающие. Чтобы не блестели на солнце и не демаскировали разведчиков, приказал лезвия не чистить, а выкрасить коричневой и зелёной краской, кривыми полосами. Краску Рамон, как бывший боцман каракки, подарил. Умыкнул, наверное, из закромов дона Мигеля по-дружески.

А разведчиков моих уже третий день нет. Начинаю тревожиться.

Камило и Фидель через день выходят ставить сети, рыбы привозят много. Часть её солим, а бочки закапываем в землю для убережения от жаркого солнца. Оно довольно быстро превращает сырые мясо и рыбу в тухляк. Но от солнца в плане заготовок продуктов питания есть и непосредственная польза: оно испаряет морскую воду, налитую в неглубокие бассейны, сделанные из парусного полотнища. Так мы получаем соль. Грязноватую, правда. Но и такая нам очень даже нужна. Не знаю, организована ли её добыча в Аргентине, ведь в глубине страны, ближе к Андам, есть место, где соль добывать можно. Если у гранда с патагонцами мир, то он тем месторождением, возможно, уже пользуется: не везти же то, что под боком лежит, из Европы. Хотя королевский запрет на производство товаров повседневного спроса в Америке – не за горами. Даже если в Аргентине есть своя соль, наша будет всё равно востребована из-за цены – производство очень дёшево! Но только здесь, где есть океанская вода. Воды Ла-Платы уже не подойдут: пресные, да и грязна больно речка та. Так что стараемся производство увеличить. Для того воду сначала на печках-каменках в котлах выпариваем, а уж потом полученный тузлук в парусиновые бассейны выливаем. Процесс ускоряется, невзирая на большой расход дров. Галеон доламывать будем, да по берегу то, что волны вынесли, соберём. И произведём и для себя, и на продажу. Нам что сейчас, что потом все запреты – пофиг! И порох делать будем, и алмазы в Бразилии тырить и в Европу продавать! На том стоим, и стоять будем!

Хорошее у меня сегодня настроение. Вчера дон Мигель на своей каракке с утра пораньше подошёл. Привёз муки, крупы, овощей и новости. Бригантина почти готова, мачту ей из пау-бразил, то есть, из красного дерева поставили. Родственник князя расщедрился, подогнал бревно из своих запасов. Он же и бухту на Восточном берегу князю подарил, так что в следующий раз он, дон Мигель, уже туда швартоваться будет. Князь с ним честно и за всё расплатился, матросы тоже довольны. Говорят, что теперь знают: с русичами дело иметь можно, партнёры надёжные. Князь ему, дону Мигелю, заказ сделал выгодный, задаток внёс. Месяцев через шесть, если Господь поможет, он опять здесь будет. С заказом.

Я догадался, что за заказ князь сделал: люди! Потому спрашивать у дона не стал. И сделал свой заказ: привезти учёного-алхимика вместе с лабораторным оборудованием, рудознатца-геолога и мастера-оружейника, желательно не одного. В качестве предоплаты предложил десять бочек перламутровых раковин, якобы собранных нами здесь с помощью дельфинов. О моих отношениях с этими животными дон был наслышан, потому не заподозрил, что раковины – часть груза галеона, за который он денег не получил. Да простит меня Бог за этот маленький обман! Дон Мигель и полученным от князя должен быть доволен, плавание с нами принесло ему баснословные барыши.

Но призрак выгоды всегда стоит перед глазами ищущих его. Тем более дон Мигель видел, что песок усыпан мелкими обломками почти таких же раковин. А мной предложенные были целыми и сами по себе являлись неплохими украшениями. Капитан долго перебирал раковины, сыпал их сквозь пальцы, любуясь радужными переливами, рассматривал причудливые извивы и наросты, и согласился. В подарок выкатил бочонок вина, выпил со мной по кубку, загрузил раковины и вечером снялся с якоря. Я искренне пожелал ему семь футов под килем и попутного ветра. Хороший человек и не очень жадный!

Раковины, впареные мной испанцу, я обнаружил, из любопытства вскрыв одну из бочек. Их как раз выгружали на берег. Ко мне подошёл Рамон и, постучав по одной из бочек, произнёс:

– Из затопленного трюма. Посмотрел я, что косатка там натворила. Тебя, кабальеро, действительно Бог бережёт, и нас за компанию.

– Смотрел, что в бочках?

– Нет, не стал вскрывать.

– Посмотрим? Вито, найди топор.

Бочки высотой по пояс, диаметром сантиметров восемьдесят. Добротно собранные из дубовых клёпок. Стянуты широкими железными обручами. Подбежавший Вито подал небольшой абордажный топорик. Им я и сбил верхний обруч, а потом двумя ударами проломил крышку и снял обломки. В бочке находились мелкие морские раковины, разных форм и расцветок, поражавшие своим перламутровым блеском и красотой. Я зачерпнул их обеими ладонями и вынул на свет. Под яркими лучами солнце раковины оказались ещё прекраснее. Для каких целей португалец вёз двадцать бочек раковин? Неужели и они пользуются где-то таким спросом, что ради его удовлетворения можно пожертвовать местом в трюме?

– О, перламутровые раковинки южных морей, – воскликнул Рамон. – Самый лучший перламутр из них добывают. На инкрустацию разных изделий, шкатулок и столиков, краснодеревщики по весу покупают. Цену не знаю, но, говорят, очень дорого!

А для нас здесь они бесполезны. Ну да ладно, может, куда и пристроим в будущем. Возможно, для обмена с индейцами, если мирно жить будем. Примитив любит блеск! А раковинки блестят очень даже ярко и раскрашены причудливо. Пусть ждут своего часа. Не выбрасывать же!

Я ссыпал порождения южных морей обратно в бочку, пристроил крышку и набил обруч. Отдал топор Вито. Тот, ловко лавируя между людьми и разбросанным добром, куда-то исчез. Стрельцам, взявшимся перекатывать эти бочки в схрон, посоветовал ставить их там же, куда складывали ящики с медью. А вскрытую приказал отправить на мыс.