Моя жизнь с Гертрудой Стайн - Алиса Бабетт Токлас

Карлу Ван Вехтену, Нью-Йорк.

14 июля 1955 г.

улица Кристин, 5, Париж VI.

Дорогой папа Вуджюмс!

На вернисаже Пикассо видела многих знакомых, но одно лицо оказалось сюрпризом — Питер Родс, с которым мы познакомились в Лионе сразу же после освобождения и которого никогда не видели здесь (его демобилизовали в Нью-Йорке). Мы были ужасно влюблены в него. У нас было несколько замечательных встреч. Он познакомил меня со своей женой и принес фотографии Кюлоза и Малышки, сделанные им в сентябре 1944. Он также сделал две мои фотографии, которые вам посылать не будет (кто-то сказал, что одна из них появилась в журнале Time. Возможно). Какой-то фотограф хотел сделать мою фотографию. «Нет, — сказала я ему, — убирайтесь». На что он ответил: «Вы либо жена, либо вдова одного великого художника». «Нет, — сказала я, — не мадам Матисс и не мадам Дюфи».

Дженет [Флэннер] привела трех человек из Нью-Йоркского музея современного искусства, а с ними и приятного Марка Тоби, чтобы посмотреть картины. Наступило время моих лучших манер и они были искусно продемонстрированы. Поэтому когда мисс Мартин(?) [Миллер] и один мужчина заметили, что никогда не видели такого прекрасного Брака, указывая на Пикассо, я попридержала свой язык — это произошло в другой комнате. Затем они пришли сюда и повторили ту же ошибку. Silence de ma part[169]. Они обратились ко мне — разве не так — указывая на большую картину над камином. Было бы правильно, коли бы так — я позволила себе ответить. Я потчевала их хересом — pate brioche[170] — и своими лучшими бисквитами — позволив себе рассказать историю sans discretion[171] — любому, кто готов слушать

У нас тут три мероприятия, посвященные официальному событию — Salut a la France — Oklahoma, на которую Дженет и Ноэль [Мэрфи] взяли меня. Президент Республики — Национальная гвардия в своей наполеоновской форме — наш посол — офицеры в парадной форме — весьма блестящая аудитория для такого музыкального (некто заметил: такие мелодии, спел их и забыл), хотя и скучного вечера. Затем спектакль «Медея», билеты на который мне прислал Гатри МакКлинтик и на который я попросила сопровождать меня Эдварда [Уотермена]. Джудит [Андерсон] была великолепна — я впервые видела ее на сцене

— она произносила свои ужасные слова, звучащие как оригинальные, греческие. Постановка скверная, но она была замечательна. Я люблю ее. Ставили еще The Skin of Our Teeth[172] Торнтона — мне хотелось бы в этой постановке видеть Фаню в роли гадалки. Мэри Мартин была прелестна — Хелен Хейес великолепна, мужчины неадекватны, Потом был прием — Изабель Уайлдер взяла меня предыдущим вечером на репетицию, где я встретила Мэри Мартин — ее мужа и дочь (которая тоже в числе исполнителей) и Хелен Хейес с мужем. Джуди выглядит прекрасно — она отсутствовала два дня, провела их на фестивале в Греции — Euripides? Я устроила чаепитие для Мэри Мартин — Хелен Хейес — членов их семей и т. д. Мэри Мартин — неизбалованная, спонтанная и изысканно женственна. Ленч для Гатри Мак Клинтика с Натали [Барни] и Фрэнсиса [Роуза]. Благодаря Гатри и Мак Клинтику я познакомилась с Фрэнсис Робинсон из Метрополитен Опера — симпатичная.

Видите, какой общественной жизнью я наделена.

Вернусь к твоему письму. Арнольд Уайссбергер появился неожиданно и пригласил меня на ленч — очень приятная неожиданность в самом деле. Мне очень нравится Арнольд У. Твое письмо пришло после этой встречи, я не знала, что он выполняет незаметную и малоприятную работу, чтобы обеспечить мне гонорар. Я предположила, что он выполняет ее из-за любезности к тебе — Вирджилу — даже мне — за незначительный (для него) процент. Сейчас же ты говоришь, что нет даже и этой малости. Как же мне отблагодарить его — послать ему что-нибудь — редкую старую книгу — если я смогу найти такую на английском языке — на какую тему? Пожалуйста, посоветуй мне поскорее. Его мать передала мне с ним нейлоновые чулки. Все это очень хорошо, очень по-доброму. Получилось так, что я очень полюбила и его самого. У него необычайно мягкие манеры.

У нас позавчера случился жуткий шторм с молнией, и мы в ожидании очередного — побегу закрывать ставни и окна.

Счастливых дней Фане и папе Вуджюмс.

С любовью — преданностью — благодарностью,

Карлу Ван Вехтену, Нью-Йорк.

18 ноября 1955 г.

улица Кристин, 5, Париж VI.

Папа Вуджюмс, дорогой!

В своем письме от 31 октября ты писал, что [галерея] Knodler хочет «одолжить ряд работ из картин на улице 5, Кристин». Теперь же ты говоришь, что они хотят всего Пикассо и Гриса — совсем иная просьба. Грис — здесь его только 7 — из них 3 в Берне — не все в хорошем состоянии, приемлемом для путешествия (напр, коллаж). Во всяком случае, я определенно не согласна одолжить им всего Пикассо. Не приму я и предложения быть их гостем и «находиться в галерее часто, как смогу». Ça n’est pas dans mes moeurs[173]. Так я и отвечу мисс Уиттлер. Она весьма приятная личность и поймет, что чествовать Малышку — одно дело, а рекламировать K[nodler] — другое. Я понимаю, ты считаешь, что это поможет продавать выходящий в следующем году том, но если для этого требуются все картины, то это невозможно, о чем, как я отметила, и сообщу мисс У. Они здесь и это честь для Малышки такая же, как и chez К.

Урра! Pained Lace[174] только что вышла к из печати — копии Дональд [Гэллап] выслал Вирджинии (дабы избежать налога и похода на таможню). Просто физически ощущаешь красоту, наиболее обворожительное совершенство Малышки — конечно, содержание — приводящий в восторг сюрприз для меня, предисловие Канвейлера читается очень хорошо. Суперобложка не такая хорошая, как переплет — как ты и сказал — но это не так уж важно.

О, дорогой папа Вуджюмс — Painted Lace приводит меня в восторг — и больше, чем прежде.

Твоя любящая и благодарная,

Карлу Ван Вехтену, Нью-Йорк.