Моя жизнь с Гертрудой Стайн - Алиса Бабетт Токлас

Аннетт Розеншайн, Беркли, Калифорния.

2 февраля 1955 г.

улица Кристин, 5, Париж VI.

Дорогая Аннетт!

Смерть Матисса вероятно вызвала в твоей памяти воспоминаний куда больше, чем у меня. Его здоровье в последние несколько лет было таким шатким, что известие о смерти не явилось шоком. Миссис Хаас, которая посетила меня несколько лет тому назад, только что прислала весточку, что она с приятельницей отдают портреты Майка и Сары в ваш музей искусства, чтобы они послужили отправной точкой для создания коллекции их памяти — замечательный и щедрый geste. Миссис Хаас вскоре будет в Париже, и я узнаю больше подробностей. Йельский литературный журнал The Yale Literary Magazine готовит специальный номер «Памяти Анри Матисса», деньги от которого предназначаются для студента-француза, обучающегося в Йейле. Среди людей, коих пригласили участвовать, есть и я. Меня попросили прислать воспоминания о раннем Матиссе. Они и в самом деле ранние, ибо я не видела его свыше тридцати лет. Он не одобрял кубизм Пикассо — было трудно найти соответствующий материал — в конце концов я собрала его достаточно и отослала, заметив, что они могут вырезать все, что найдут бесполезным.

Я думаю, что мадам Матисс еще жива — они развелись много лет тому назад. Она и [дочь] Марго были серьезно связаны с Сопротивлением и за несколько месяцев до освобождения были схвачены гестапо. Мадам Матисс отправили в тюрьму во Франции, а Марго — в Германию, откуда она вернулась в очень плохом состоянии. Мы встретились с ней на каком-то званом обеде, и позднее Гертруда отвезла их домой. Марго была очень симпатичной. Отличная физическая подготовка мадам Матисс была очевидной. Позднее она навестила меня и продемонстрировала свои героические усилия.

От вездесущей миссис Спригг я узнала о ее визите к тебе — она может писать, но может ли она читать? После встречи со мной, [выяснилось], что она прочла очень мало произведений Гертруды. Она — личность успешная, если принять ее стандарты.

Не ранее чем через два месяца «Харперс» даст отчет о продаже кулинарной книги — они пишут, что книга продается хорошо. Будет приятно, если это обеспечит двухмесячный отпуск — все пугающе дорого здесь, но правильно говорят: так обстоит дело во всем мире.

Читала ли ты книгу Луиса Бромфильда A Remedy for a Tired World[164]. Его видение не вдохновляет — но он весьма практичен и потому может сказать нечто, что подталкивает к чтению [его книг] — в течение многих лет он глубоко изучал, исключив все другое, проблему истощения фермерской земли в Соединенных Штатах.

Надеюсь, ты здорова и шлю тебе массу теплых и добрых пожеланий.

Всегда с любовью,

Дональду Гэллапу, Нью-Хейвен.

13 February 1955 г.

улица Кристин, 5, Париж VI.

Дорогой Дональд!

Я не видела каталога выставки [сестер] Коун, но знаю большинство картин, у них имеющихся. The Blue Nude[165] висела над софой на улице Флерюс — при разделении картин она досталась Лео, который обменял ее (вместе с другими картинами) на Ренуара. Портрет Лео — ему подарок от Пикассо. При разделе Лео не хотел его (даже он был ему неприятен), поэтому портрет остался на улице де Флерюс, пока Гертруда не продала его сестрам Коун. Знаете, дядя Гертруды, Сол, когда она с Бертой[166] отправилась жить на Восточное побережье, хотел купить у нее фотографию ее бабушки (его матери) — Гертруда пришла в негодование: «Никто не продает фотографию своей бабушки». Если она и продала портрет брата, то ответила бы, что это совсем другое дело — и в самом деле, это было другое дело. Могла ли она надеяться его забыть, если он висел на стене. Кстати говоря, портрет был очень похож на него, таким он был, когда я его впервые увидела.

С глубочайшей любовью к вам — дорогой Дональд —

Луиз Тейлор, Англия.

24 февраля 1955 г.

улица Кристин, 5, Париж VI.

Дражайшая Луиз!

Вырезка о поведении Пикассо по отношению к Ольге меня шокировала. Статья довольно лживая и чтение ее в данный момент повергает меня в шок. Разреши мне изложить факты. Пикассо, да, оставил ее, но тому были вполне разумные причины. Им ни за что не следовало жениться — русский и испанский темпераменты совершенно противоположны, ничего общего. В итоге Пикассо не смог работать — она, бедняжка, не могла поверить, что не всякий чувствует себя, как чувствует русский. Он выделял очень щедрую сумму ей и ребенку для жизни. Она, конечно, была несчастлива, но и он был несчастлив. Гертруда и я поддерживали контакты с Пикассо и не встречались с Ольгой — пока однажды Гертруда не встретила ее на улице Дофен. Это случилось незадолго до смерти Гертруды. После этого Ольга как-то пришла ко мне и, хотя я по-прежнему чувствую, что Ольга повела себя глупо, меня переполняет к ней и печаль и жалость. Неверно, что они не встречались после разрыва, они виделись время от времени. Во время ее болезни, Пабло приходил, сидел с ней, нанимал крупных специалистов, настаивал на уходе профессиональными медсестрами и т. п. Портреты, где он нарисовал ее, выставлялись на выставках — разумеется, не на продажу, он хранил их, как и множество прочих своих картин. Мальчишка в Швейцарии вырос своевольным, необузданным. Пикассо не позволил бы ему зарабатывать себе на жизнь — у него не было особых талантов, за исключением разве подражания, если это считать талантом. Во время войны он вернулся в Швейцарию и работал волонтером в Красном Кресте; после войны ему там предложили оплачиваемую работу, но Пикассо ответил: «На хлеб для семьи зарабатываю я». Ольга и я встречались, о чем необходимо было известить П., что мы и сделали. Он ничего не сказал, а я повторила, что она стала для меня ангелом, когда я впервые оказалась одна. «Она — сказал П. — c’est bien elle[167] — если кто-то в ней нуждается, она тут же приходит на помощь». Когда франк девальвировался, он увеличивал пособие Ольге на гораздо большую, чем девальвация, сумму — и так каждый раз. Все последние годы она не пряталась, жила в самом лучшем maison de santé[168] в Каннах — очень шикарном — где он и Паоло ее навещали. В последние четыре года я отдыхала летом на юге и виделась с ней — приятное, хрупкое создание, прекрасные глаза — она носила красивые украшения — крупные усеянные камнями браслеты, подаренные, конечно, Пикассо. Последний раз я видела ее в октябре — опустошенную, но все еще прелестную, она была удовлетворена добрым отношением к ней Пикассо. Ее трагедия — типично русская трагедия. Сын водит отцовскую машину — единственное удовольствие в его жизни и П. поддерживает его в этом увлечении, ибо он не носится как угорелый, когда отец рядом — как поступил бы, будь он за рулем один. И у бедолаги П. нет никакого желания снова жениться. Статья утверждает, что он не может развестись, потому что Ольга принадлежит к греческой католической церкви, не разрешающей развод. Православная церковь не только признает развод, но и ее служители женятся и разводятся. П., разумеется, р[имский] католик и никогда не хотел развода. Я буду сильно удивлена, если он женится повторно. Почему ты все это должна выслушивать — один бог знает. Я люблю Испанию, все испанское и Пикассо!