Небеса на земле. Научный взгляд на загробную жизнь, бессмертие и утопии - Майкл Шермер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В действительности искать Атлантиду бессмысленно, поскольку Платон сочинил рассказ о ней в качестве критики социального устройства Афин и призыва к собратьям-афинянам отойти от края пропасти, к которой их подвели война и богатство. В диалоге «Тимей» собеседник Платона Критий объясняет: египетские жрецы рассказали греческому мудрецу Солону, что его предки некогда сокрушили могущественную империю, находившуюся сразу за Геркулесовыми столпами (специалисты по Атлантиде обычно ассоциируют их с Гибралтарским проливом). «Эта огромная мощь собралась воедино, замыслив одним ударом покорить вашу страну, и нашу, и всю область за тесниной; и тогда, Солон, твоя страна воссияла в человечестве во всем величии своей добродетели и силы». Однако затем «случились жестокие землетрясения и потопы; и в один день и в одну ночь бедствий все ваши воины были заживо проглочены землей, и остров Атлантида также исчез в морских глубинах». Атлантида − не утопия, которую следует копировать, а предупреждение о том, что происходит, когда общество поражено чрезмерной воинственностью и алчностью. Когда это случилось с жителями Атлантиды, Зевс призвал к себе в дом других богов «и, когда собрал их там, сказал…». Здесь текст обрывается, но позиция Платона ясна. На рисунке 10.3 воспроизведено одно из многочисленных художественных представлений об Атлантиде и ее разрушении, в данном случае картина Томаса Коула, написанная в 1836 г.
Основой фантазии Платона послужил его опыт взросления в период конца Золотого века Афин, разорительных войн со спартанцами и карфагенянами. Он посещал другие города, например Сиракузы, где видел многочисленные храмы, достойные атлантов, и Карфаген, круглая гавань которого контролировалась с центрального острова, как в Атлантиде. Землетрясения в то время были частым явлением: когда Платону было 55 лет, одно из них превратило в руины Гелику, город всего в 64 км от Афин, а главное, за год до его рождения землетрясение уничтожило военный аванпост на маленьком острове Аталанте. Платон вплел в литературный миф исторический факт, как и в своей более знаменитой работе «Республика», где пытался показать, как утопия может переродиться в антиутопию. По его собственному объяснению: «Можно предпочесть ложь правде ради нравственного поучения». Миф об утопии — это послание.
История антиутопии началась позже. Это слово впервые прозвучало в 1868 г. в речи философа-утилитариста Джона Стюарта Милля, участвовавшего в дебатах в Британской палате общин и охарактеризовавшего политику правительства в отношении Ирландии: «Было бы, пожалуй, слишком лестно назвать их утопистами, скорее они заслуживают названия антитопистов или дурнотопистов. То, что принято называть Утопией, слишком хорошо, чтобы это можно было осуществить на практике, но то, чему они отдают предпочтение, слишком плохо, чтобы это осуществлять». Диковинное определение восходит к изначальному антониму понятия утопии, введенному основателем утилитаризма Джереми Бентамом, но его неуклюжий неологизм cacotopia («дурнотопия») — не прижился.
Если утопия — воображаемое место, где все так хорошо, как только возможно, то антиутопия — воображаемое место, где все предельно плохо[349]. Как замечает историк, специалист по утопиям Говард Сигал, «то, что для одного человека или общества является утопией, может быть чьей-то антиутопией, или „дистопией“»[350]. Например, Утопия Мора показалась бы антиутопией большинству из нас, чем-то вроде Северной Кореи. «Если кто-то получает разрешение отравиться далеко от своего района и будет задержан без паспорта, выданного высшим магистратом, — описывает Мор законы своего идеализированного общества, — то, если он осмелится на это во второй раз, будет обращен в рабство». Роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» — другой пример утопии/антиутопии, открывающийся описанием общества, переживающего упадок вследствие действий главного героя Джона Галта, возглавляющего бунт «людей разума». Их цель — ввергнуть цивилизацию в хаос, чтобы на ее пепле герои могли построить земную Атлантиду. Когда два главных героя книги летят над дымящимися руинами некогда великой цивилизации, героиня Рэнд, Дагни Таггарт, восклицает: «Это конец». Нет, подхватывает Галт, «это начало». За антиутопией следует утопия. Небеса на земле.
Утопии — это идеализированные картины совершенного общества; антиутопии — те же идеи, осуществленные на практике[351]. Вот он, корень зла. Люди действуют согласно своим убеждениям, и если вы убеждены, что единственное, что мешает вам и/или вашим близким, друзьям и клану оказаться в земном раю, — это другой человек или другая группа, а ваше представление о небесах включает вечную жизнь по другую сторону бытия или бесконечное блаженство здесь и сейчас, то ваша жестокость по отношению к ним не будет знать границ и дозволено будет все. Уничтожение людей во имя религиозных или идеологических верований — причина огромных потерь в ходе различных конфликтов в истории человечества — от походов крестоносцев, деятельности инквизиции, охоты на ведьм и религиозных войн минувших веков до мировых войн и случаев геноцида ХХ в. Как сказал политический философ Джон Грэй в своей книге «Черная месса» (Black Mass): «Утопии — это грезы о коллективном спасении, которые по пробуждении оказываются кошмарами»[352].
Провалы экспериментов по новому социальному устройству в XIX в., например «Новой гармонии» в Индиане (1825−1829), «Брук Фарм» в Массачусетсе (1841−1846), «Общины Онейда» в Нью-Йорке (1848−1881) и «Октагон-сити» в Канзасе (1856−1957), прошли практически безболезненно, поскольку там не применяли к отступникам принуждение и насилие, но пытались привлечь новых членов преимуществами. «Перед людьми, влачившими тяжкое ярмо жизни, Ассоциация возникает, словно мираж в пустыне, — пишет Джон Хамфри Нойес, социалист-утопист, основатель „Общины Онейда“. — Они видят в отдалении великолепные дворцы, зеленые поля, золотые нивы, мерцающие фонтаны, много отдыха и любви; одним словом, Дом, который является и Небесами». Представление Нойеса о небесах включало коллективное владение и свободную любовь, воплощалось в жизнь под руководством, главным образом, его самого и с выгодой для него же (в традициях любого культа) и распалось после его смерти. Но по крайней мере никого не убили (и секса было много).