Небеса на земле. Научный взгляд на загробную жизнь, бессмертие и утопии - Майкл Шермер

Люди не могут стать совершенными, поскольку совершенства не существует, ни индивидуального, ни коллективного, но вера в него ведет к убеждению в непогрешимости методов и к невозможности исправить ошибки, неизбежно возникающие при устроении идеального общества для неидеального биологического вида[363]. Утопии терпят крах вследствие ложности теории о человеческой природе, в них коллективная собственность, общественный труд, авторитарное правление и административно-управленческая экономика сталкиваются с индивидуализмом, стремлением к автономии и врожденной разнице способностей, что приводит к неравенству результатов и несовершенству условий жизни и труда, а это неприемлемо для утопий, преданных идее равного распределения благ[364]. Один из членов общины Роберта Оуэна «Новая гармония» объяснил: «Мы испробовали все мыслимые формы организации и управления. У нас был мир в миниатюре. Мы повторили Французскую революцию, получив отчаявшиеся сердца вместо мертвых тел. Казалось, нас победил естественный закон — закон разнообразия»[365]. В 1964 г. в речи по поводу выдвижения на пост президента от Республиканской партии Барри Голдуотер сформулировал одну из фундаментальных проблем утопий при столкновении с человеческой жаждой власти:

Порочность цели утопической погони за идеальным счастьем была продемонстрирована Джорджем Оруэллом в его анализе Mein Kampf (1940 г.). Журналист и критик заметил, что Гитлер «уловил ложность гедонистического отношения к жизни». Если большинство прогрессистов и либералов после Первой мировой войны уверовали, что людям нужна только жизнь без боли и борьбы, то Гитлер, по замечанию Оруэлла, понял, что людям недостаточно «комфорта, безопасности, короткого рабочего дня, гигиены, контроля рождаемости и, в целом, здравого смысла; они также, пусть неосознанно, стремятся к борьбе и самопожертвованию». Рассматривая массовую привлекательность фашизма и социализма, Оруэлл подчеркнул, что фашизм, нацизм и социализм (каким он был при Сталине) — это более обоснованные теории с учетом человеческой природы, поскольку людям нужны препятствия и цели, а не только удовольствия. «Если социализм и даже капитализм, с меньшей охотой, сказал людям: „Я предлагаю вам хорошие времена“, то Гитлер сказал им: „Я предлагаю вам борьбу, опасность и смерть“, в результате чего вся нация припала к его ногам». Оруэлл предупреждал: «Не следует недооценивать этот эмоциональный призыв»[367].

Основная проблема утопической логики начинается с утилитарного расчета, что все будут жить в совершенной гармонии, стоит только избавиться от диссидентов, чей взгляд на мир отличается от взгляда коллективного. Мы знаем по ныне знаменитой «проблеме вагонетки», что большинство людей готово убить одного, чтобы спасти пятерых. Вот условия: вы стоите около стрелки на железнодорожном пути и можете перевести на другие рельсы вагонетку, которая вот-вот убьет пятерых путевых рабочих. Если вы нажмете переключатель, это направит вагонетку на запасной путь, где она убьет одного рабочего. Если вы ничего не сделаете, погибнут пятеро. Как вы поступите? Большинство людей отвечает, что нажмут переключатель[368]. Если даже люди из западных (надо полагать, просвещенных) стран сегодня считают нравственно допустимым убить одного ради спасения пятерых, представьте, как легко завлечь людей, живущих в автократиях, утопическими идеями, что можно, скажем, уничтожить 1000 человек, чтобы спасти 5000, или убить миллион, чтобы 5 млн процветали. Что такое несколько нулей, когда речь идет о бесконечном счастье и вечном блаженстве? Против этого предостерегал Томас Пейн в 1795 г. в «Диссертации о первых принципах правления» (Dissertation on First Principles of Government): «Тот, кто хочет обезопасить собственную свободу, должен защищать от притеснения даже врага, поскольку если он нарушит свой долг, то создаст прецедент, который доберется и до него»[369].

Долгую историю идеи прогресса описал Дж. Б. Бери в классическом труде 1920 г. «Идея прогресса» (The Idea of Progress) и позднее Роберт Нисбет в книге 1980 г. «Прогресс: История идеи» (History of the Idea of Progress). Они показали, что эти идеи всплывают главным образом как меры противодействия упадку или поддержания веры в утопическое государство, религиозное или светское, движение к которому совершается целую вечность. Бери проводит черту между прогрессом вследствие способности и желания людей обеспечить, скажем, «свободу, толерантность и равенство возможностей» и тем, что вытекает из таких идей, как «судьба, провидение или личное бессмертие», когда прогресс рассматривается как своего рода сила природы, независимая от действий человека[370]. Как подчеркивает Нисбет, «идея прогресса состоит в том, что человечество развивалось в прошлом от некоего исконного состояния примитивности, варварства или даже ничтожности, развивается сейчас и продолжит развиваться в обозримом будущем». Он замечает, однако, что идея прогресса стоит и за тоталитарными режимами XX в., левыми и правыми, так что сама идея может приводить, а может и не приводить к желаемым результатам. Кардинал Ньюман заметил: «Люди, готовые умереть за догму, даже не пошевелятся ради логического вывода». Нисбет добавляет: «Идея медленного, постепенного, неотвратимого прогресса человечества до более высокого состояния знания, культуры и нравственности — это догма»[371].