Что, если мы утонем - Сара Шпринц

Соберись, Лори! Неважно, каким будет результат, сейчас от тебя уже ничего не зависит.

Пока я открывала письмо и входила на учебный портал, у меня закружилась голова и я чувствовала себя хуже, чем во время самих экзаменов. Страница загружалась целую вечность, и вот наконец-то я увидела результат.

Кровь прилила к ногам, и мне пришлось схватиться за стеллаж в подсобке, чтобы не упасть. Я снова и снова перечитывала текст.

Лоренс Кавэль.

Общая оценка: зачет

Я сдала. Это уже хорошо. Правда же?

Но вместо того, чтобы порадоваться зачету, мой взгляд был прикован к оценкам за отдельные экзамены. По трем предметам я набрала минимальный проходной балл, еще по двум оценка была лишь немного получше. В общем, аттестацию я сдала на твердую тройку. И это несмотря на усиленную подготовку.

– О, ты видела?.. – Сэм подошел к приоткрытой двери на кухню. В руках у него тоже был телефон.

Когда я подняла на него глаза, мое лицо словно заледенело. По телу разлилось чувство беспомощности. Я уже хотела сказать: «Гостям сюда нельзя!», но поняла, как глупо это будет выглядеть. Поэтому я попыталась скрыть свой шок от того, как плохо я сдала экзамены.

– Ты сдала? – спросил Сэм, недоуменно глядя на мой телефон.

Я кивнула. Уверенно.

– А ты? – спросила я деревянным голосом.

– Да, я… Все хорошо, – ответил Сэм.

Конечно. Ну конечно, все хорошо. Это же Сэм, его старания вознаграждены.

– Лори?

Меня тянуло разрыдаться, хотя вообще-то повода-то и не было. Я сдала этот дурацкий экзамен, все хорошо. Вообще-то.

Сэм снова посмотрел на мой телефон.

– У меня тройка, – выдавила я из себя. Эти слова я выпалила практически скороговоркой, как будто от этого они становились менее правдивыми. Курам на смех. – Как раз проходной балл.

Выражение его лица не изменилось. Никакого сочувствия, удивления или ужаса.

– И что? – тут же ответил он. – Ерунда. Первую промежуточную аттестацию никто не сдает выше четверки. У тебя зачет, это самое главное. Его у тебя уже никто не отнимет.

Да, конечно. Я сдала, но я разочаровала сама себя. Именно сейчас, когда я впервые поверила, что этот путь для меня, мои успехи были так себе. Я знала, что могу лучше. Что мне нужно быть лучше. Слабая тройка – это не то, что я обещала Остину.

Мда, а еще ты пообещала ему сделать все возможное, чтобы стать хорошим врачом. Усердно трудиться и не отвлекаться. Ни на что и ни на кого… Даже на любовь. И ты сейчас действительно удивлена?

Голос из ниоткуда эхом разнесся в моей голове. Я понимала, что сделала огромный шаг назад. Я уже давно делала это не ради Остина. А для себя. Но в этот момент моя досада заглушала голос разума.

– Эй, – Сэм шагнул ко мне, но я отвернулась. Я рукавом вытерла глаза и убрала телефон.

– Нет, все. Мне все равно. Ты прав. Мне нужно вернуться к работе, сорри.

Мне было больно наигранно улыбаться Сэму. Но еще больнее было читать по его глазам, что он видит меня насквозь.

В этот раз мне повезло. Но простого зачета мне недостаточно. Я не должна довольствоваться малым. Верить в то, что это ничего не значит. Потому что оно значит. Это не просто оценки. Это первая проверка того, смогу ли я стать хорошим врачом. И помогать людям.

Первый шаг моего пути, и он оценен на «удовлетворительно».

Удовлетворительно.

Достаточно, чтобы сдать зачет, но недостаточно для реализации плана, с которым я приехала сюда несколько месяцев назад.

Едва самолет с заметным толчком коснулся взлетно-посадочной полосы в аэропорту Торонто Пирсон, я выдохнула, тут же осознав, что даже не заметила, что у меня перехватило дыхание. Впервые за четыре месяца я возвращалась домой.

Пока самолет катился к гейту, у меня скрутило желудок. Я рассеянно смотрела в окно. Серое на сером – грязный снег и мрачное небо – удивительно подходили под мое настроение. Гнусавый голос бортпроводника доносился до меня будто сквозь вату.

– Дамы и господа, добро пожаловать в Торонто. От лица авиакомпании «Эйр Канада» я благодарю вас за доверие и желаю хорошо провести праздники. Всем пассажирам стыковочных рейсов мы желаем счастливого пути и…

Ремни безопасности начали щелкать еще до того, как самолет подъехал к гейту. Все вокруг меня уже готовы были сорваться с места. Людям не терпелось увидеть свои семьи и насладиться рождественскими днями – самым прекрасным временем в году. А меня словно парализовало, и будь у меня возможность остаться в кресле и прямиком вылететь обратно в Ванкувер, я бы без сомнений ею воспользовалась.

Я презирала себя за эти мысли, но ничего не могла с собой поделать, все мое нутро отчаянно сопротивлялось даже тому, чтобы просто выйти из самолета.

А ведь могло быть так хорошо. Приехать на Рождество к семье. Обнять родных в зале ожидания аэропорта и вместе поехать домой. А теперь мне становилось дурно, едва я начинала думать о предстоящих выходных. В праздничные дни горе ощущалось сильнее. Глубже. С тех пор, как мы остались втроем, это было уже не Рождество. Не было больше того, с кем можно праздничным утром с хохотом сбегать по лестнице к наряженной елке и толкаться, чтобы первым открыть подарки.

Я ощущала тяжелый ком беспокойства и страха в желудке, и он нарастал с каждым шагом в сторону зала ожидания.

За стеклянными раздвижными дверями стояли десятки людей. Повсюду приветственные таблички и воздушные шарики. Людские взгляды скользили по мне, но не останавливались, а я в это время сканировала взглядом встречающих. Внезапно перед глазами встала картина возможной встречи.

Остин. Утепленная джинсовка с мехом, сияющие глаза, и эта его улыбка, всегда слегка наигранно-непринужденная, но, когда он смотрел на меня, в этой улыбке была видна настоящая гордость. При встрече он бы меня обнял, а потом мы бы сели в старый «Рендж Ровер», на котором оба учились водить, и поехали к маме с папой. Остин рассказал бы мне о своем семестре на медицинском факультете, а я ему – про семестр там, где училась бы я, оставь он мне выбор.

Если бы… Опять это вечное «А что, если бы?..». В такие дни мне казалось, что это будет преследовать меня вечно.

– Милая, мы тут!

Я вздрогнула, услышав его голос. Сперва мне показалось, что ко мне приближается Остин, но потом мой мозг все осознал и к глазам подступили слезы. Иногда их с папой принимали за братьев, так они были похожи, хотя Остин и не был папиным кровным сыном.

Сильные руки притянули меня к себе. Запах и теплые прикосновения папы были очень знакомыми. Если крепко закрыть глаза, то передо мной стоял Остин.

– Привет, доченька, – с этими словами папа погладил меня по голове. Я освободилась из его объятий, и он чмокнул меня в лоб. В папиных голубых глазах стояли слезы, но его улыбка излучала счастье. Вид его радости добил меня окончательно.