Возвращение ковчегов - Дженнифер Броуди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она же еще ребенок, – возмутился Грили. – Все они – дети. Надо было отправить с ними кого-нибудь из взрослых. Ну, теперь нам точно конец.
Стелла и Джинджер пришли в ярость.
– Мы тоже дети, – заявила Стелла, – но сумели же проникнуть в Тень и вызволить оттуда Джону. Вам-то это не удалось. А тайные ходы нам показала Майра. Она не просто ребенок.
– Как и ее брат, – добавила Джинджер. – Возиус – особенный.
– И это правда, – улыбнулась Моди. – Следовало догадаться. Пейдж и Калеб тоже не дурачки. Эти ребята точно с заданием справятся. Я в них нисколько не сомневаюсь.
Джона ощутил прилив гордости и одновременно страха. Усилием воли отогнал мысли о детях – те все равно находились далеко, а ему нужно было сосредоточиться на настоящем моменте.
– Отныне цель восстания – не просто свергнуть кратос и уничтожить Синод, – мрачно произнес он, – мы должны спасти всю колонию.
Новость было непросто переварить, и слова повисли в воздухе.
– Верно, верно! – нарушила тишину Моди.
С ней согласились несколько человек. Однако Грили, похоже, убедить не удалось. Он шепнул Моди:
– Шеф, этому человеку точно можно доверять?
– Безоговорочно, – сказала она и с благодарностью взглянула на Джону. – Повезло, что он за нас. Как и остальные члены его семьи.
– Ну и что предлагаешь? – спросил Прэтт. – Сидеть тут, жевать сопли и дожидаться, пока твои детки нас выручат?
Ответом ему были напряженные смешки.
– Рискую показаться паникером, но вряд ли они вернутся, – добавил Прэтт.
– Поверь… они живы, – сказал Джона и судорожно сглотнул. – Подлодку строил я, а строю я надежно.
– Так что дальше-то? – спросил Прэтт. – Сидеть сложа руки?
Джона вскочил из-за стола и принялся наматывать круги по комнате, запустив пальцы в редеющие волосы.
– Послушайте… Рейд на Ферму не даст ничего, только время отнимет. Кислород у нас закончится прежде, чем продукты у Синода. Не поможет и штурм их палаты. Пусть Синод и дальше трусливо прячется в Шестом секторе. То, что нам по-настоящему нужно, собрано в Десятом.
– На Складе запчастей? – удивился Прэтт.
– Да, но зачем нам Десятый сектор? – спросил Грили, удивленно переглядываясь с Прэттом. – Там же один хлам, бесполезный старый лом.
– Вот именно, старый лом! – возбужденно согласился Джона. – Секундочку.
Не успел никто ничего сказать, как он опрометью выбежал из переговорной; вслед ему полетели возмущенные окрики. Он уже знал, что делать. Вбежав в свой старый кабинет, упал на колени у стола.
– Ну же… ну же… хоть бы вы были на месте, – бормотал Джона, ощупывая пол в поисках щели. Наконец нашел ее и приподнял крышку тайника. Заглянув внутрь, к своей несказанной радости, он обнаружил, что тайник нетронут. Патрульные приходили с обыском, но его не обнаружили. Забрав, что нужно, Джона вернул остальное на место и выбежал из кабинета.
– Вот мое предложение, – сказал он, сгружая на стол перед озадаченным Советом охапку чертежей. Быстрыми движениями разложил их, демонстрируя пересечения голубых линий на темно-синем фоне. Каждая черточка здесь была выполнена его рукой.
Джона взглянул на Моди – та ухмыльнулась и подмигнула ему, а большего и не требовалось. Одобрение было получено. Джона осмотрел лица собравшихся – демоса и изгоев, – объединенных одним отчаянным делом.
– Итак… готовы? – спросил Джона, и в его глазах загорелся огонек.
– Готовы к чему? – нахмурился Грили, глядя на сложные схемы, которые покрывали теперь весь стол.
Джона сцепил ладони.
– Стать подмастерьями инженера.
– Еще круг? – спросил Калеб, когда они остановились передохнуть возле капсулы.
Майра оценивающе оглядела его. Калеб тяжело опирался на ее руку. Чувствовалось, как мускулы у него дрожат от напряжения и усталости. Его щеки раскраснелись, а дыхание сбилось.
– Угробить себя хочешь? – спросила она.
Калеб хмыкнул:
– Ага, тем и занимаюсь.
– Не при мне, Сиболд, – ответила Майра, невольно улыбаясь. Калеб не сопротивлялся, когда она помогла ему подняться по трапу на борт и провела в заднюю часть салона, где он рухнул на койку.
– Чувство, будто я… пять миль пробежал. – Калеб откинулся на подушку. – Хотя мы всего два круга по лагерю сделали. Да я инвалид!
Майра усмехнулась:
– Для инвалида ты больно много болтаешь.
Калеб притянул ее к себе, посмотрел прямо в глаза.
– Это все ты виновата, – хрипло произнес он. – В твоем присутствии я просто не могу сдерживаться…
– А я тебе помогу. – Майра вывернулась и прижала его руки к койке. – Тебе отдых прописан. Не будешь осторожен – снова сляжешь.
Калеб закатил глаза:
– Ладно. Но как только проснусь, пойду еще погуляю. От сидения взаперти я дурею.
– Договорились, – сказала Майра и подождала, пока он заснет. Должно быть, она и сама задремала, потому что в следующий миг пробудилась от криков Калеба.
– Темнота… силы! – метался он на койке и размахивал руками, к которым снова тянулись трубки капельниц, и сейчас они опасно раскачивались, грозя оборваться.
В капсулу влетел оружейник. При виде Калеба глаза у него округлились.
– Помоги! – позвала Майра, хватая Калеба за руки, чтобы он не навредил себе.
Шурша мантией, оружейник подбежал к койке. Схватил с полки пузырек с мутноватой жидкостью и набрал ее в шприц. Воткнул иглу в трубку капельницы. Как только лекарство попало в кровь, Калеб обмяк, хотя все еще продолжал бормотать во сне.
– Что с ним? – Майра коснулась его влажного лба. – Вроде все хорошо было… шутил, смеялся, целоваться лез… – Она покраснела. – Не понимаю, почему ему не становится лучше?
Оружейник сверился с показаниями на мониторе.
– Снотворное должно успокоить его, но, боюсь, это лишь временное решение. Телесные раны заживают, а вот остальные слишком глубоки. Одними лекарствами их не залечишь.
Майра подняла голову:
– О чем ты?
– Я не специалист, но твой друг, похоже, получил тяжелую душевную травму. Подобное случается с солдатами в бою. Есть такой термин: синдром посттравматического стресса. Часто сопровождается ночными кошмарами.
– И чем его лечить? – спросила Майра.
– Ну, бывает, что человек вообще не может от него оправиться, – сказал оружейник, но, видя ее встревоженное лицо, поспешил добавить: – По опыту скажу, лучшее средство здесь – время. А еще – разговоры. Только прояви терпение. Помни, он через многое прошел.