Искра - Рейвен Кеннеди

Какофонию ярости.

За стенами замка скулят чьи-то голоса, сотни голосов. Они кричат разное: слова, недовольные насмешки или невнятные вопли, и все это сливается с шумом решительного протеста.

Когда мы несемся через главный зал, я слышу треск. Это погром.

– Что они делают? – кричу я. Рубка и звуки пилы становятся такими громкими, что я чувствую, как от них дрожат стены замка.

– Берут то, что им причитается, – угрюмо отвечает Джео, обхватив меня рукой еще крепче. – Они разбирают Хайбелл по кирпичику, крадут золото, которые были вынуждены лицезреть каждый день, пока мерзли и голодали.

Горло горит от едкой кислоты, обволакивающей кончик языка.

Ненавижу золото, которым Мидас осквернил Хайбелл, но это… от подобного глумления над моим замком, моим домом у меня трясутся руки. Я к этому не стремилась. Я не хотела ничего подобного.

Как это произошло?

Почему я так быстро потеряла власть?

От жуткого гула трясутся стены, раскачиваются люстры, словно десятки людей швыряют в двери бревна, чтобы ворваться в замок.

– Двери выдержат? – спрашиваю я. Они позолоченные, а не из чистого золота, но даже так их сломать труднее.

– Последние стражники, не бросившие свой пост, на другой стороне, – говорит мужчина, прикрывающий меня слева. – Они будут сдерживать мятежников до последнего.

Джео побуждает меня идти быстрее, и мы срываемся на бег, направляясь к дверному проему, который ведет к колокольне. Пройдя через нее, резко сворачиваем направо в коридор, который, как кажется на первый взгляд, заканчивается тупиком. Стражники отодвигают висящий гобелен, открывая потайной дверной прием, вделанный в стену и скрытый деревянными панелями.

Стражникам приходится применить силу, чтобы открыть потайную дверь, и я заглядываю внутрь, в зияющую темноту позабытого прохода, которым на протяжении нескольких поколений не воспользовался ни один член царской семьи. А теперь я вынуждена убегать через него.

Путь такой темный, что я вижу лишь первые ступеньки узкой лестницы, которую поглощает мрак. Внизу нет золота. Это лишь грубый камень, тусклый, серый и испачканный затхлым воздухом.

– Факелы! Нам нужны факелы! – кричит стражник, и второй выбегает из комнаты, чтобы принести то, что может подсветить нам дорогу.

Я смотрю на дверь, через которую он только что вышел, и мысли поглощает ужасный вопрос, вернется ли стражник вообще. У меня душа опускается в пятки, когда мимо проходит заплаканная служанка, волосы которой растрепаны, а в глазах виднеется жуткая паника.

– Иди! – кричит на нее Джео, и она вздрагивает. – Ты должна бежать. Спрятаться. Когда они ворвутся, тебе нельзя попасться.

Девушке не нужно повторять дважды. Она поворачивается и убегает, и ее топот заглушает продолжающая атака и разносящиеся эхом по горам разъяренные голоса.

– Этого не может быть…

Никто не слышит моего шепота, но для меня он громче крика.

В ожидании секунды тянутся как часы, замок сотрясается от ударов молотком и скрежета пилы, когда люди мародерствуют, забирая золота столько, сколько можно унести.

Виноват он один. Во всем виноват Тиндалл.

Кто-то бежит по коридору, и сердце подпрыгивает к горлу, а потом переполняется облегчением, когда возвращается стражник. Он несет три подсвечника, которые, наверное, сорвал со стен, и один топорно сделанный факел с порванными занавесками, намотанными на сломанную ручку метлы.

Он тут же передает подсвечники остальным, но конец его самодельного факела не горит. Позолоченная занавеска не поддается пламени, сколько бы раз к ней ни подносили зажженные подсвечники.

– Он ни хрена не горит! – гаркает он и трясет бесполезным факелом.

– Ну и брось его. Трех нам хватит, – возражает другой стражник.

– Ты знаешь, как глубоко придется спуститься? Там внизу кромешная тьма. Нам нужен свет, иначе все напрасно, потому что мы упадем и переломаем себе шеи.

– Желаете еще одно светило?

Мы все поворачиваемся на голос, но вместо слуги заходит Пруинн, держа канделябр, на котором уже горят три свечи.

– А ты что тут забыл? – грубо спрашивает Джео, обвив меня еще крепче рукой.

Пруинн подходит к нам и пожимает плечами.

– Когда я добрался до ворот, стражники уже покинули свои посты. Мне не по душе пасть от рук разъяренной толпы, поэтому я вернулся.

– Да? Что ж, пошел вон. Тебе нельзя с нами, – огрызается Джео.

Пруинн великодушно улыбается, и кажется, что его глаза ничего не выражают. Но нет, в этих серебристых омутах видны твердость и суровость, как у зазубренного лезвия, готового к применению.

Он не нравится Джео, не нравился с самой первой встречи и во время каждого спонтанного визита после, но сейчас не время для мужских игр в господство.

– У нас нет на это времени. Хотите с нами? Тогда вы первый, сэр Пруинн, – заявляю я.

Джео напрягается и отпускает меня, но в моих словах тоже звучит вызов, и Пруинн это понимает. Он нерешительно смотрит в затененные недра. Секунду спустя берет себя в руки и с почтением кивает мне.

– Для меня было бы честью повести вас, Ваше Величество.

Стоящий рядом Джео что-то бурчит, но торговец его совсем не замечает.

Стражники расступаются, но как только Пруинн делает первый шаг вниз, с кухни разносится оглушительный грохот.

– Они прорвались в замок! – кричит стражник, и все четверо облаченных в доспехи мужчин с металлическим скрежетом вытаскивают мечи из ножен.

– Идите, Ваше Величество! Идите!

У меня нет времени мешкать или трепетать от страха перед спуском, потому что жуткие, ожесточенные крики становятся громче, разрывают воздух. Вопли и монотонные голоса словно исходят от стаи бешеных волков, почуявших запах крови.

Похожие на лай крики отдаются эхом, слышно, как разбивается стекло, как стучат шаги в унисон с моим пустившимся вскачь сердцем. Всю нерешительность Пруинна как рукой снимает, и он бросается вниз. Я едва успеваю отметить оглушительный грохот, от которого сотрясается земля, как меня толкают вслед за Пруинном и я ныряю в проход.

– Вы, двое, идите с царицей! – кричит один стражник. – Мы вас прикроем!

Сапоги скользят на ступеньках, я чуть не падаю, но Джео вдруг придерживает меня за руку.

– Я с вами, – говорит он за моей спиной. – Не останавливайтесь.

Мы плетемся вниз, каждая ступенька становится все более узкой, отчего нога соскальзывает с края. Я веду ладонью по грязной каменной стене справа и держусь Пруинна, а Джео идет за мной.

Крики становятся громче, а звуков разбивающихся предметов и жуткого погрома больше.

Стоит мне подумать, что хуже уже быть не может, как двое стражников, оставшихся сзади, вдруг захлопывают потайную дверь.

И меня окружает темнота.

Глава 22

Царь Мидас

В унылом утреннем свете я смотрю, как скульпторы рубят лед.