Князь Довмонт. Литва, немцы и русичи в борьбе за Балтику - Станислав Чернявский

Почему толпы иноземцев собрались у гроба? Откуда иностранная привычка брить бороду? Вождь «русской партии» был, кажется, не вполне русским. Летописец пытается убедить нас в обратном. Владимир при жизни активно строил и реконструировал православные храмы, вносил дары. И всё же Западная Русь – это «открытый мир» для иностранцев. И в него, как в свежую рану, проникали бактерии, вызывающие болезнь и гниение.

Владимир-Волынский и Брест унаследовал, как мы говорили, Мстислав Данилович (1289 —?), о котором известно мало. Но про галицкого Льва известно еще меньше, потому что русское летописание там вообще прекратилось, а вестернизация элиты зашла гораздо дальше, чем на Волыни.

Мстислав Данилович правил в счастливое время. Монголы вообще не вмешивались в дела Западной Руси. Не обошлось, однако, без внутренней усобицы. Лев и его сын Юрий вознамерились присвоить Брест, но были отбиты. Можно с уверенностью утверждать, что на стороне Льва выступили литовцы. Но Мстислав их отбил и захватил у врага Волковыйск, после чего договорился с великим князем Будикидом Литовским о мире. Кстати, непонятно, у кого был взят Волковыйск – у литовцев или уже у галичан? Как мы только что видели, Лев Галицкий забирал этот город у Будикида.

Мстислав Данилович вел успешные переговоры с монголами и расширил свои владения далеко на восток. Ему подчиняется какой-то поросский князь Юрий, то есть волынские Романовичи ненадолго завладели Киевщиной, сумев, видно, выкупить часть земель у татар.

Вроде бы дела обстояли блестяще. Но… мы даже не знаем даты смерти Мстислава. В 1292 году он был жив, однако еще при жизни Льва, то есть в 90-х годах XIII столетия, княжеством уже управляет Юрий Львович. Линия Мстислава Даниловича вымерла.

Продолжается упадок русской культуры и русской мысли. Галицко-Волынская летопись внезапно обрывается. Это совпадает с приходом к власти на Волыни западников. Лев и его семья не имеют никакого интереса к летописанию. Их окружают немцы, евреи, армяне, которые, естественно, также не питают никакого интереса ни к прошлому, ни к настоящему Руси. Это дисциплинированные исполнители княжеских поручений, ценные торговые партнеры, искусные ремесленники, врачи, но… абсолютно равнодушные люди по отношению к правительству, которое их нанимает, и к коренному русскому племени, которое населяет страну. Историческая память и историческое чувство у западных русских начинают стираться. Западная Русь станет добычей Литвы и поляков. При этом литвинов русичи будут принимать как своих, не понимая смены обстоятельств.

Но пока мы видим равновесие сил в регионе. А что же Довмонт? Что произошло с ним после неудачной битвы в Тверском княжестве? Давайте посмотрим.

Судьба его остается неясной. В московских и новгородских хрониках упоминаний о Довмонте по-прежнему нет, так что извлечение из Воскресенской летописи, приведенное выше, – настоящая находка, хотя ученые так и не пришли к единому мнению, какой Довмонт там упомянут – псковский князь или другое лицо с тем же именем. Например, В. Н. Татищев, будучи добросовестным в общем-то исследователем, проштудировавшим имеющееся в его руках обширное летописное наследие, просто упомянул об участии «Доманта» в битве с тверичами, но выводы делать не стал. Более поздние исследователи не находили ничего необычного в том, что в Тверскую землю вторгался именно наш Довмонт-Тимофей. И вот ведь что любопытно. Вроде бы Довмонт идет на Русь во главе Литвы, участвует в усобице и даже грабит церковные волости (не особенно разбираясь, конечно, чьи они на самом деле). Но и в этой усобице Довмонт защищает интересы великой Руси. Объективно говоря, он выступал против волостной мелюзги вроде Твери и Москвы и отстаивал права и полноту власти великого князя Владимирского – своего тестя Дмитрия Александровича. Безусловно, на первом месте стояли родственные связи и не более того. Но по нелепой случайности эти связи вновь, как и в других случаях с Довмонтом, совпали с интересами русской общности. Эти нюансы уловили и позднейшие авторы «Сказания», и церковники, которые канонизировали храброго князя – литовца на русской службе.

Но это риторика. А что же случилось с Довмонтом после того, как он угодил в плен после несчастной битвы с тверичами и их союзниками?

Фактов у нас очень мало, их практически нет. Мы не знаем даже, сколько времени Довмонт пробыл в плену. Если долго, то вполне объяснимо, почему его не дождались литовцы. Они предпочли выбрать нового князя, ибо старый непонятно когда освободится, если еще жив… Да и вообще, по представлениям язычников, поражение означало, что его покинула Лайма – богиня счастья. Возвратить князя-неудачника – к большой беде. Он навлечет гнев богов и погубит общину.

Словом, обратно в Литву Довмонту путь был закрыт. Оставалась одна дорога – к Дмитрию Александровичу. Непонятно одно: как скоро тесть выручил зятя, освободив из плена. Это могло случиться сразу после того, как Дмитрий заключил мирное соглашение с тверским князем Михаилом. То есть примерно после 1287 года.

С другой стороны, мы вправе предположить, что Михаил Ярославич Тверской вздумал покуражиться и задержал Довмонта у себя под предлогом тяжелого ранения, полученного князем в битве. Или вообще объявил его убитым. Не зря же в некоторых летописях сообщается о гибели Довмонта. Его ранение, видно, было и вправду нешуточным.

Должно быть, прошло много времени, пока правда вскрылась. Понятно, Дмитрий Александрович настойчиво требовал выдачи зятя, и лишь тогда тверской князь его отпустил. Впрочем, всё это – домыслы, основанные на недоговоренностях летописей и на допущении, что перечисленные в наших источниках Довмонты – одно лицо. Могут вскрыться новые данные, которые будут противоречить этой реконструкции. Однако автор не очень верит в то, что свершится чудо и появятся новые летописи или сенсационные открытия археологов, способные перевернуть наше представление о той эпохе или о биографиях выдающихся политиков, живших тогда. Нужно работать с теми источниками, которые уже есть на руках, но обходиться с ними тактично. И главное – чувствовать эпоху. Это убережет от ошибок и поможет разобраться во многих проблемах, которые кажутся сегодня неразрешимыми. А говоря о биографии любого средневекового политика, нам не обойтись без гипотез, допущений и реконструкций. Другой вопрос, что следует всегда информировать читателя, где перед нами твердо установленный факт, а где – цепочка предположений. В этом и состоит добросовестность историка.

Довмонт мог вернуться к Дмитрию Александровичу между 1287 и 1289 годами, вряд ли позже. Учтем, что ранение князя было тяжелым, и ему требовалось еще немного времени, чтобы пойти на поправку. Примерно в 1290 году Дмитрий Александрович вновь направил зятя во Псков. Местная община приняла своего героя с восторгом. Очевидно, здесь царил культ Довмонта, и сложился он гораздо раньше, чем князь был канонизирован. Псковичи полагали, что Довмонт – лучший защитник от немцев. Кроме того, горожанам льстило, что у них есть свой князь, отдельный от Новгорода. Это давало Пскову известную степень автономии. Со своей стороны, осторожный Довмонт прекрасно ладил с псковичами. Князь и общинники словно нашли друг друга. Его последнее сидение в городе продолжалось девять или десять лет.