Князь Довмонт. Литва, немцы и русичи в борьбе за Балтику - Станислав Чернявский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Общины в самой Владимирской Руси стали бунтовать против великого князя. Крамола, учиненная Андреем Александровичем, была лишь началом грозных событий. Сперва Дмитрий сумел расколоть враждебную коалицию, помириться с Москвой и Тверью, но ненадолго.
Семнадцатилетний тверской князь Михаил Ярославич, сын Ярослава Ярославича, выступил против великого князя Дмитрия. Естественно, тверской мальчишка взбунтовался не сам. Его побудили общинники, хотя юный князь был ужасно рад ввязаться в драку, как любой подросток. «Не вьсхоте, Михаил Тверскый, поклонитися великому князю Дмитрию и нача наряжать полки», – говорится в Тверской летописи.
В этом конфликте и следует искать причину неожиданного на первый взгляд нападения Довмонта на Северную Русь и падения его в Литве. Нет сомнений, что напасть на Тверь предложил своему зятю Дмитрий Александрович. Но это вызвало возмущение сразу нескольких князей, которые рассматривали рейд Довмонта как наступление на свои вольности. Сторону Михаила Тверского принял даже московский князь Даниил Александрович – младший брат Дмитрия.
Хронология событий не совсем тверда, ее можно отнести и к 1285, и к 1286 году, но это не столь важно. Главное, что Дмитрий задумал произвести стратегическое окружение Твери и разгромить ее, да ничего не вышло.
Советники Михаила Тверского очень грамотно повели пропаганду. Дело в том, что Довмонт со своими молодцами навалился первым делом на «Олешну и прочiи волости владыки Тверскаго», то есть местного епископа. Тверичи ловко использовали этот факт в своих целях. Язычники грабят церковные владения! Нужно постоять за землю Русскую и за православие!
Призыв был услышан, против Довмонта и его рати выступили не только тверичи, но и москвичи, ржевцы, новоторжцы… Встретив это неожиданное сопротивление и оказавшись врагом Руси, Довмонт растерялся. Соотношение сил сложилось не в его пользу. Князь не смог избежать сражения, был окружен, получил тяжелую рану и попал в плен. Жаль, что неизвестны подробности схватки и численность сторон, но и сказанного достаточно. В некоторых летописях вообще написано, что Довмонт пал в бою. Это уже вторая смерть Довмонта: первый раз его похоронили Стрыйковский и автор Хроники Быховца. В общем, для Литвы князь и умер.
После этого провалился удар Дмитрия Александровича на Тверь. Дмитрий явился в княжество своего врага Михаила, но был настолько потрясен поражением Довмонта, что заключил мир. То есть потерпел стратегическое поражение. А что было делать? Стать пособником литвина, который грабит православных во главе язычников? Положение Дмитрия Александровича было слишком непрочно для того, чтобы он мог позволить себе подобную роскошь.
Итак, Довмонт очутился в плену, а баланс сил на Руси кардинально переменился. Но прежде чем рассказать о дальнейшей судьбе нашего героя, заглянем еще раз в Литву.
После того как князь попал в плен, Литве потребовался новый правитель. Им сделался Бутигейдис, или Будикид (1285 (?) – 1290 (?). Видимо, он по происхождению аукшайт, и с тех пор это племя перехватило инициативу у нальшанских вождей. Других соперников не было. Жемайты изнемогали в борьбе с немцами, и аукшайты расчетливо жертвовали этим племенем, если считали необходимым. Ятвягов физически истребили немцы и поляки; о соплеменниках Скуманда впору писать приключенческие романы-трагедии вроде «Последнего из могикан».
Итак, Будикид сделался князем. Удача сопутствовала ему не более, чем Довмонту; у власти новый князь продержался четыре или пять лет. За это время он вынужден был решать те же задачи, что и Довмонт, и – не решил. Следовательно, дело было не в таланте или бездарности отдельного князя, а в объективных причинах. Посмотрим, что творилось в Литве и вокруг нее.
Первым делом Литва вновь столкнулась с немцами в Земгалии. Война тянулась более десяти лет. В 1286 году рыцари, воздвигнув замок Гейлигенберг, заставили земгалов и литовцев оставить Тервете и отступить в литовскую крепость Ракен. Однако тотчас последовал ответный удар. Бальтазар Руссов сообщает, что земгалы осмелились сделать набег на саму Ригу – сердце германских владений в Ливонии. Они решились на это вместе с литвой. Князь Будикид должен был показать, что неудачник Довмонт не мог сделать того, что совершит он. И послал земгалам подмогу.
Об их намерении узнал гейлигенбергский командор и подал сигнал в Ригу. Рижане вооружились, неприятель не показывался. Лишь ночью в Великий пост земгалы, воспользовавшись оплошностью рижан, не затворивших городских ворот, вошли в город. Дерзкие балты напали на орденскую конюшню, подожгли ее, перебили встречных людей и ушли домой.
Через некоторое время литовцы и земгалы напали на Юкскюль и выжгли посады. Ландмагистр Вилликен фон Шурберг, имея 40 рыцарей, 60 бюргеров и большое вспомогательное войско из ливов и латгалов, пошел к Юкскюлю, не застал врага, погнался за ним через леса… и угодил в засаду. Достигнув местечка Грозе, ландмагистр был окружен земгалами и 26 марта 1287 года погиб в свалке. Ливы и латгалы, бывшие с ним, перешли на сторону литовцев. Очередной немец пал вдали от родины за процветание заморской колонии. Его не жаль.
После этого рыцари выбрали нового ландмагистра и получили крупные подкрепления из Германии. Ландмейстером стал Конрад фон Гертогенштейн (Хаттштейн, 1288–1290). Он предпринял решающее наступление на земгалов и не вкладывал меч в ножны два года. Обескровленные земгалы покорились, после чего немцы атаковали Жемайтию. На помощь опять пришла Литва, но вдруг… циничный Лев Галицкий стал угрожать ей ударом в спину. Узнав о тяжелой войне с немцами, он потребовал у Литвы город Волковыйск, «абы [он] с ними мир держал». Это был грубый и неприкрытый шантаж. Князь Будикид отдал требуемое, но литовская элита затаила обиду на русичей.
* * *
В Западной Руси дела шли своим чередом. В 1289 году умер волынский князь Владимир, сын Василька, после чего эта ветвь династии оборвалась. Владимир Василькович умирал страшно. Он заболел то ли проказой, подхватив ее у татар, то ли другой болезнью. Нижняя часть лица князя начала гнить. Отпал подбородок. Выгнили зубы и вся нижняя челюсть. Когда стало ясно, что смерть близка, он завещал свою землю луцкому князю Мстиславу Даниловичу, младшему сыну короля Даниила Галицкого и, надо полагать, представителю «русской партии». Знакомый нам князь Лев немедленно включился в борьбу за лакомый удел, стремясь либо заполучить Волынь сам, либо передать ее своему сыну Юрию. Владимир Василькович был непреклонен, утвердил завещание и скончался. Тело князя омыли, обвили «оксамитом с кружевами, как подобает царям», и положили в сани, по древнему языческому обычаю. Между прочим, при жизни Владимир Василькович, статный светловолосый мужчина, брил бороду на католический манер. Так во что верили тогдашние князья и кем себя ощущали?
Галицко-Волынский летописец отдельно останавливается на тех персонах, что провожали князя в последний путь. Это представители владимирской общины, но не только. «И так плакало над ним всё множество владимирцев: мужчины, и женщины, и дети, иноземцы, сурожцы, новгородцы, иудеи… нищие, и убогие, и монахи».