Семиевие - Нил Стивенсон

Первоначальную орбиту станции выбрали в результате очень тщательных расчетов. Чуть ниже – и более плотный воздух заставит ее слишком быстро терять высоту. Чуть выше – и возрастет опасность микрометеоритов. Дело в том, что летящие в пространстве камни под воздействием атмосферы теряют орбитальную высоту точно так же, как и сама «Иззи». И это хорошо – атмосфера втягивает их и уничтожает, оставляя «Иззи» простор для движения. Высота в четыреста километров представляла собой золотую середину между «слишком низко» (под действием атмосферы станция будет терять высоту) и «слишком высоко» (атмосфера чересчур разрежена и не выметает из пространства все камни).

Когда несколько лет назад впереди «Иззи» появилась Амальтея, ситуация изменилась в лучшую сторону. Потеря высоты уменьшилась из-за возросшего баллистического коэффициента, а большую часть микрометеоритов теперь принимал на себя массивный железоникелевый бампер.

Однако Белые Небеса означают, что камней на пути станет значительно больше. Крупные можно обнаружить издалека и уклониться, но мелкие способны нанести значительный ущерб, так что всем наиболее важным компонентам «Иззи» следовало укрыться за Амальтеей и сбиться в кучку непосредственно за ней. Отдельные камни могут явиться с любого направления, но в целом движение лунных обломков относительно «Иззи» окажется больше похоже на ветер. Под этот ветер и будет подставлена Амальтея.

Но Амальтея не сможет защитить части «Иззи», выступающие наружу из-за ее силуэта. Дине и другим сотрудникам «Арджуны» удалось несколько «расширить» астероид, вырезая пласты металла и потом поднимая их, словно выпущенные закрылки у самолета, чтобы увеличить защищенный контур, но у этой технологии был предел. В какой-то момент расширение станции пришлось прекратить и «зафиксировать контур»; это означало, что форма и размер «Иззи» теперь определены окончательно, и произошло это в А+1.233. С тех пор им удалось всунуть некоторое количество дополнительных модулей внутрь контура или же, где это было невозможно, заполнить щели сетками и надувными мешками с запасами. Дополнительные запасы теперь крепились в незащищенном пространстве снаружи контура. Но к самой «Иззи» больше ничего не пристраивали. Расти назад она тоже не могла, поскольку защитная «тень» Амальтеи была не бесконечной – болиды могли «обогнуть» астероид, их траектории не обязаны быть параллельными. В любом случае сзади были маршевые двигатели, а по сравнению с ракетным выхлопом даже адское пламя покажется прохладным ветерком.

Амальтею теперь тоже окружали фермы, крепившиеся прямо к железоникелевой поверхности посредством кронштейнов, приваренных или прикрученных к ней роботами Дины. Из этой мешанины торчал вперед хоботок, на котором располагался пучок радаров и антенн связи. Ближайшие капли – числом семь, соединенные в шестиугольную структуру – держались примерно в километре впереди: на таком расстоянии струи горячего газа при запусках их двигателей не должны были повредить антенны. Другие гептады, как назывались структуры из семи капель, располагались еще дальше вперед, примерно с тем же интервалом. В какой-то момент пунктир истончался, гептады сменялись триадами – треугольниками из трех капель, а еще дальше следовали одиночки.

Подобное истончение наблюдалось и позади «Иззи», хотя расстояние до первой гептады в силу угрозы, которую представляли маршевые двигатели станции, было побольше. Каркасы триад и гептад были устроены по принципу «Лего», позволяя соединять капли между собой без особых хлопот; сквозь фермы шли хомячьи трубы, так что люди и материалы из пристыкованной капли могли легко перемещаться в другие капли на том же каркасе. Рядом также плавали переходники, позволяющие стыковку нос к носу, но оказалось, что они не столь полезны, как каркасы триад и гептад.

Ближе к концу цепочки нередко попадались бола. Каждый из них вращался вокруг своего центра тяжести – точки соединения двух тросов, – двигаясь при этом по той же орбите, что «Иззи» и остальные капли. Впрочем, сейчас бола-стыковки проводили в основном для тренировок. До Белых Небес оставалось всего около трех недель. Столько времени каппи могли прожить и при нулевой тяжести. Бола и искусственное тяготение, близкое к земному, предназначались в долговременном масштабе людям, которые будут жить в каплях всю жизнь, так что им потребуется сила тяжести, чтобы укреплять и сохранять кости, зрение и другие функции тела, страдающие от невесомости.

Облачный Ковчег проходил полный цикл смены дня и ночи каждые девяносто три минуты. Время в космосе не было привязано ни к чему конкретному, и МКС давно уже жила по времени Гринвича, известному также как «универсальное», в качестве разумного компромисса между Хьюстоном и Байконуром. Облачный Ковчег унаследовал эту схему, поэтому День 700 начался ровно в полночь согласно Королевской обсерватории в Гринвиче, или в А+1.355.0 по часам Облака. Около трети его обитателей проснулись в этот момент, чтобы приступить к шестнадцатичасовой смене. Остальные проснутся в А+1.335.8, или «точка-8», и в «точка-16». Такая система гарантировала, что в любой момент бодрствует около двух третей населения. Бодрствующий человек потребляет больше кислорода и выделяет больше тепла, чем спящий, поэтому пиковые нагрузки на системы жизнеобеспечения станут меньше, и, соответственно, Облачный Ковчег будет способен принять больше людей, если их циклы бодрствования и сна распределены равномерно. Триады оказались столь популярны именно потому, что каждая капля могла жить по одной из этих трех смен, выключая свет и соблюдая тишину согласно собственному расписанию. В гептадах в принципе использовалась та же схема – в любой момент две капли находились в режиме сна, а одна, в середине каркаса, несла «круглосуточное дежурство».

Дюб попросил себе и получил третью смену, так что он жил в режиме примерно того же часового пояса, что Амелия, Генри и Гедли на западном побережье США. Вчера он проснулся в точка-16, то есть в Лондоне было четыре часа дня, а в Пасадене – восемь утра. Поэтому, когда пробило А+1.355.0 и началась первая смена нынешних суток, он уже был на ногах восемь часов и чувствовал, что неплохо бы вздремнуть. Однако он знал, что в результате уснуть в точка-8 будет трудней, поэтому решил, как обычно, перетоптаться.

Обнаружив, что мозги соображают недостаточно хорошо, чтобы разобраться в последних пришедших из Калтеха данных по продолжающемуся экспоненциальному разрушению лунных обломков, он отправился в «спортзал», то есть в модуль, где находились несколько тренажеров. Чтобы занимающиеся в невесомости с них не улетали, тренажеры оборудовались поясными ремнями и стропами, которые тянули человека «вниз», прижимая его к ленте тренажера: так он получал шанс дать реальную нагрузку ногам. Предполагалось, что это нужно костям и мышцам. Амелия каждый раз спрашивала в мейлах, упражнялся ли он сегодня, и Дюбу было приятно ее порадовать, отвечая «да».

Через несколько минут, проведенных Дюбом на тренажере, к нему присоединилась Луиза Сотер, которая была в первой смене и только что проснулась. Она предпочитала «побегать» с самого утра, так что они встречались здесь уже не впервые. К стенам цилиндрического модуля крепилось шесть тренажеров; ноги занимающихся были направлены «наружу», а головы, соответственно, к центру модуля, словно спицы в колесе, оказываясь довольно близко, так что было совсем несложно поддерживать разговор. Для общительных экстравертов наподобие Дюба и Луизы это было замечательно; те, кто предпочитал уединение, обычно надевали наушники и не отрывали взгляда от книги или планшета.