Семиевие - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дюб мысленно обратился к своим предварительным наброскам. В этом месте он собирался подробней рассказать о том, каким может быть дрейф. Объект на более высокой орбите отстанет. На низкой – убежит вперед. Объекты справа или слева будут то сближаться со станцией, то удаляться с периодом в девяносто три минуты. И только те, что непосредственно впереди и сзади, сохранят свое относительное положение. Но сейчас он подумал, что в этом месте лучше дать ссылку на другое видео, в котором будет больше графики. А пока нужно сказать главное.
– Какова же мораль? В космосе невозможно летать в строю. По законам физики находящиеся рядом объекты будут сближаться или удаляться. Чтобы сохранить строй или любую групповую формацию, например, рой, есть только два способа. Либо соединить капли между собой, так что они станут единым объектом, либо включать двигатели, чтобы компенсировать дрейф.
Был и третий способ – выстроить их в цепочку, образовав подобие космического поезда, но такая формация не слишком-то похожа на рой, поэтому Дюб не стал пока о ней упоминать. Хотя через несколько минут после того, как видео появится на ютубе, на него обрушатся гневные комментарии, указывающие на ошибку и объясняющие ее нечестностью, некомпетентностью и/или заговором.
Оставалось записать звуковую дорожку, которая пойдет поверх видео, где юные облачники тренируются в исполинских залах игровых автоматов, специально для этого сооруженных в таких местах, как Хьюстон или Байконур.
– Изучить все это не так уж сложно – любой игрок осваивает премудрость за несколько минут. Мне не дадут соврать собранные со всего света облачники, которые сейчас оттачивают мастерство управления каплями на максимально реалистичных симуляторах. Разумеется, большую часть времени капля летит сама по себе, на автопилоте. Но когда и если возникнет необходимость ручного управления, эти молодые люди будут к нему готовы.
Закончив, он подключил свой планшет к беспроводной сети капли и несколько минут копировал видеофайлы, чтобы потом заняться редактированием. Заметив самого себя на стоп-кадре, служившем иконкой для файла, Дюб поразился, какая у него круглая физиономия – типичный симптом невесомости, когда тело заново учится распределять жидкость по тканям. Здесь, наверху, по этому признаку узнавали новичков. Дюб провел в космосе шесть дней; сегодня был А+1.0, ровно год с того дня, когда Дюб, стоя во дворе «Атенеума», смотрел, как распадается Луна.
Капля-2, устаревшего образца, который давно заменили новые модели, была пристыкована на самом конце хомячьей трубы по левую сторону ферменной конструкции. Рано или поздно ее превратят в складской или жилой отсек. Миновав стыковочный узел, Дюб пустился в путь по трубе. Как он уже понял по дороге сюда, быстро двигаться не получится. В трубе еле-еле помещался относительно худой человек в комбинезоне из полиэстера. Мужчина покрупней и в скафандре был обречен постоянно за что-нибудь цепляться. И тем не менее двигаться по трубе в «костюме» было легче, чем тянуть его за собой или толкать спереди, словно труп, от которого необходимо избавиться в невесомости.
Через несколько минут Дюб достиг перекрестка, расположенного прямо на центральной оси «Иззи», где места было побольше, и начал снимать скафандр. Это не был полный скафандр для работы в открытом космосе – у того на спине торчал огромный горб систем жизнеобеспечения, который никак не пролез бы в хомячью трубу. Просто комбинезон со шлемом как у пилотов высотных истребителей. В нем была дырка, так что годился он только на реквизит. Попытка выбраться из него чем-то напоминала борьбу нанайских мальчиков и состояла преимущественно из ругательств и столкновений со стенами.
В какой-то момент он почувствовал, что его резко тянут сзади за воротник. Комбинезон от этого сполз достаточно низко, так что Дюбу удалось, виляя плечами, высвободить руки.
– Спасибо! – сказал он, обернулся через плечо и увидел, что на него вопросительно смотрит знакомое лицо.
– Для морпеха ты как-то ростом не вышел.
– Мойра?! – воскликнул Дюб и схватился за поручень на стене, чтобы развернуться полностью и вглядеться как следует. Очки во время борцовской схватки сползли куда-то набок, пришлось другой рукой загнать их на место. Да, это была именно она – и со столь же явно луноподобным лицом.
Последний раз он видел доктора Мойру Крю на Кратерном озере, где она помогала своему учителю Кларенсу Краучу, выдающемуся генетику и нобелевскому лауреату, которому выпала неблагодарная задача объявить всему миру о Жребии. Кларенс уже умер от рака у себя дома в Кембридже, окруженный своей коллекцией биологических образцов и научных наград, которой не суждено пережить Каменный Ливень. Смерть несомненно была для него избавлением. С тех пор Дюб ничего не слышал о Мойре, однако из всех людей на Земле она была одним из самых очевидных кандидатов на Облачный Ковчег. Предки Мойры были из Вест-Индии, и волосы она заплетала в дреды длиной в палец, которые на удивление хорошо вели себя в невесомости – уж во всяком случае лучше, чем волосы представителей белой расы. Округлившееся лицо сделало ее чуть старше, но Дюб знал, что ей еще нет тридцати. Она выросла не в самом лучшем районе Лондона, но смогла получить стипендию в крутой школе, за которой последовал оксфордский диплом по биологии. Диссертацию она писала в Гарварде, в рамках проекта по возвращению вымерших видов. Харизма Мойры и акцент, который американцы считали просто очаровательным, сделал ее одним из основных лиц всего проекта. Она участвовала в конференциях и делала публичные выступления, рассказывая о том, как в ее лаборатории пытаются вернуть к жизни мамонтов. Затем Мойра проработала некоторое время в Сибири на русского нефтяного магната, планировавшего создать заповедник возрожденной мегафауны, и вернулась в Великобританию, чтобы продолжить исследования под руководством Кларенса.
Дюб уже не первый раз оказывался приятно удивлен, наткнувшись здесь на коллегу, которого тоже отправили на Ковчег, о чем Дюб и понятия не имел. И каждый раз возникали проблемы с этикетом. Человека хотелось радостно обнять, как он, разумеется, и сделал бы, столкнувшись с ним на вечеринке в Кембридже или на улице в Нью-Йорке. Однако встреча здесь подразумевала обстоятельства отнюдь не радостные. К тому же у Мойры в таких случаях всегда был чуть насупленный вид, помогавший ей держать дистанцию.
Да и обнимать людей в невесомости совсем не так просто. Сначала нужно оказаться к ним очень близко.
Дюб развел в стороны руки и сказал:
– Обнимаю.
Мойра сделала то же самое, потом спросила:
– Здесь что, так принято?
– Не то чтобы совсем, но бывает. Мойра, ЕЗНО я рад встретить тебя здесь.
ЕЗНО было аббревиатурой для «если забыть нынешние обстоятельства», без которой сейчас обходилось редкое сообщение в Фейсбуке, Твиттере и так далее.
– Я вроде бы слышала, что ты наверху, – ответила Мойра, – но как-то пропустила мимо ушей, голова была занята совсем другим.
– Могу представить. Пока я носился туда-сюда, рекламируя Облачный Ковчег, ты-то, надо полагать, занималась настоящей наукой, а?