Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него - Дэвид Куаммен

После экскурсии господин Вэй настоял, чтобы мы остались на ужин. Он приказал семье закатить целую пирушку. Мы сидели за низким столиком на маленьких стульчиках вокруг электроплитки, на которую пожилая матушка господина Вэя взгромоздила огромную кастрюлю. В кипящий бульон она бросила кусочки нарезанной свинины, утятины, какой-то похожий на картофель корнеплод, зимние опята, ростки фасоли, бок-чой и зелень растения из семейства вьюнковых. Она перемешала все ингредиенты, потом добавила соли. Рагу приготовилось быстро и оказалось очень сытным; мы все переложили по несколько кусочков в миски с рисом. На отдельном подносе она подала нам жареное мясо бамбуковой крысы.

Мясо крысы оказалось нежным, деликатным, немного сладковатым и со множеством косточек и ребрышек. Я узнал, как правильно есть крыся-тину: прямо руками, обсасывая косточки досуха, а потом вежливо складывая на стол возле миски – или, как вариант, можно бросить на пол (так предпочитал поступать отец господина Вэя, обнаженный по пояс старик, сидевший слева от меня), где их соберет тощий кот, дремлющий под столом. Кастрюля была обжигающе горячей. Господин Вэй, идеальный гостеприимный хозяин, принес несколько больших бутылок охлажденного пива «Лицюань», лучшего напитка провинции Гуйлинь. После нескольких стаканов я проникся духом ужина и съел еще несколько кусочков бамбуковой крысы.

Я постепенно начал понимать Алексея: если ты мясоед, – значит, ты мясоед, и какой тогда смысл во всяких тонких разграничениях? А если собираешься есть бамбуковую крысу, решил я, то лучше съесть ее прямо здесь, на ферме – до того, как несчастное животное отправят на рынок, где оно будет сидеть среди множества других животных и наверняка заболеет. «Дикий вкус» не обязательно приправлять вирусом.

40

Не считая «вторичных толчков» в начале 2004 г., SARS больше не возвращался… по крайней мере, пока. Известные события вспышки 2003 г. до сих пор интерпретируются. Многое остается неизвестным, многие вопросы – без ответа. Летучие мыши – единственный естественный резервуар SARS-подобного коронавируса? Если да – то какие летучие мыши? Коронавирус, обнаруженный в карликовых подковоносах, – прямой предок SARS-CoV, найденного у людей? Если да, то как произошло первое преодоление межвидового барьера? Единственная передача – от одной летучей мыши одной цивете – или несколько? А от цивет к людям – сколько было случаев, сколько независимых преодолений межвидового барьера? Может быть, на рынке была целая клетка зараженных цивет, которых распродали по одной, распространив инфекцию по разным направлениям? Что именно произошло на девятом этаже гостиницы «Метрополь»? Профессора Лю вырвало в коридоре, или он просто чихнул, или кашлянул – или просто подышал? Как вирус эволюционировал, пройдя через организмы 8098 человек? Какую роль уникальная кулинарная культура Южного Китая сыграла в доставке опасного патогена в Гонконг, откуда он распространился по миру? Куда отправляются бамбуковые крысы господина Вэя после того, как их увозят с фермы «Маленький домик в поле»? Как с ними обращаются, среди каких других животных, в каких клетках они сидят, чьими выделениями перемазываются, прежде чем добраться до ресторанов Гуйлиня, Гуанчжоу и Шэньчжэня? Почему одни люди, зараженные этим вирусом, становятся суперраспространителями, а другие – нет? Каково значение коэффициента R0 для SARS? Когда вирус появится снова? Алексей Хмура – лишь один ученый из многих, кто пытается пополнить новыми данными досье, в котором хранятся эти вопросы.

В научной литературе с весны 2003 г. появилось немало статей о SARS. Большинство этих статей узкоспециализированные – в них рассказывается о молекулярной эволюции, взаимоотношении резервуаров или эпидемиологии, – но в некоторых задаются и более общие вопросы: «Что делает этот вирус таким необычным? Чему мы научились на примере SARS?» Одна из мыслей, звучащих в таких статьях, формулируется примерно так: «Человечеству очень повезло»[98]. События могли развиваться намного хуже. В 2003 г. случилась всего лишь вспышка, а не глобальная пандемия SARS. Восемь тысяч случаев для инфекции с таким взрывным распространением – это сравнительно мало; умерло 774 человека, а не 7 миллионов. Везение было лишь одним из нескольких факторов, которые ограничили масштабы возможного бедствия. Другим стала скорость и точность лабораторной диагностики – поиска и идентификации вируса, – выполненной Маликом Пейрисом, Гуань И, их партнерами в Гонконге и коллегами-конкурентами в США, Китае и Европе. Третьим – быстрота и эффективность изоляции больных, отслеживания контактов и карантинных мер, предпринятых на юге Китая (после смятения и отрицания в первые дни), Гонконге, Сингапуре, Ханое и Торонто; и, наконец, важнейшую роль сыграли и усилия по контролю распространения инфекции внутри госпиталей, – в частности, тех, которыми руководила Бренда Анг в «Тан-Ток-Сенге». Если бы вирус попал в другой большой город – не с таким жестким и строгим управлением, полный бедняков, не обладающий первоклассными медицинскими учреждениями, – то он вполне мог сбежать из изоляции и поразить куда бÓльшую часть человечества[99].

Еще один фактор, возможно, ключевой, непосредственно связан с тем, как SARS-CoV воздействует на человеческий организм: симптомы проявляются до, а не после того, как человек становится заразным. Головные боли, высокая температура, озноб, возможно, даже кашель предшествуют выделению больших доз вируса в направлении других людей. Даже среди некоторых суперраспространителей в 2003 г. наблюдалось то же самое явление. Такой порядок событий позволил распознать, госпитализировать и изолировать многих больных SARS до того, как они достигли пика заразности. Минусом стало то, что первыми жертвами волны вторичных инфекций стали больничные работники; плюсом – то, что инфекцию в основном распространяли все же не люди, чувствовавшие себя достаточно хорошо, чтобы поехать на работу в автобусе или метро. Во время вспышки SARS этот фактор стал потрясающе важным – то было не просто везение, а настоящее спасение. У гриппа и многих других болезней порядок другой: период высокой заразности предшествует появлению первых симптомов. Перевернутая закономерность: опасность, а потом предупреждение. Возможно, именно поэтому пандемия гриппа 1918–1919 гг. принесла миру столько страданий и смертей: больные были наиболее заразны еще до того, как у них появлялись самые очевидные и тяжелые симптомы болезни. Микроб распространялся быстрее, чем страх перед ним. И не забывайте: эта печально знаменитая всемирная пандемия случилась в эпоху до глобализации. Сейчас по планете все передвигается намного быстрее – в том числе и вирусы. Если бы SARS тоже подчинялся этой перевернутой закономерности – заразность, потом симптомы, – то его появление в 2003 г. не стало бы историей об удаче и эффективной реакции системы здравоохранения. Все было бы намного, намного мрачнее.

Эта намного более мрачная история еще ждет своего часа – и, возможно, она будет рассказана не об этом вирусе, а о каком-нибудь другом. Когда придет