Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

более выполнима, чем поручение достать луну с неба. Он не растерялся и ответил, что «в этом направлении кое-что уже начато в Таврической губернии».

Что касается практической стороны достигнутых в Женеве договоренностей, то, как писал Акаси, участники конференции обязались продолжать свою революционную деятельность с тем, чтобы летом 1905 г. «предпринять отчаянный шаг»[646]. Обсуждение такого «шага» на конференции носило весьма общий характер, и это дало повод Ратаеву в своем очередном донесении в Петербург отметить «крайнюю слабость и беспомощность всех этих партий, раз только вопрос, как, например, о вооруженном восстании, ставится на чисто практическую почву»[647]. Со значительно большим оптимизмом смотрел на перспективы развития революционного движения в России Акаси. «Большое восстание должно начаться в июне, – комментировал он решения конференции в донесении на имя начальника Генштаба Японии маршала А. Ямагата от 12 апреля 1905 г., – и оппозиция предпринимает все новые и новые усилия для приобретения оружия и взрывчатых веществ». «Дата начала восстания еще не установлена, – добавил он здесь же, – но будет вполне безопасно переправить оружие морем»[648].

Последняя фраза, конечно, не была случайной. Еще в феврале 1905 г. Циллиакус запросил у Японии новых субсидий, обещая, что к лету этого года революционерам удастся «разжечь большое движение». По первоначальным подсчетам Акаси, для этого было потребно всего 440—450 тыс. иен (в дальнейшем эта цифра была удвоена). Несмотря на то, что соображения Акаси горячо поддержал посол во Франции И. Мотоно (его телеграмма на этот счет была даже доложена императору и гэнро), просьба Акаси была удовлетворена далеко не сразу, поскольку идея финансирования вооруженного восстания в России имела в Токио и своих влиятельных противников. Среди них был сам министр иностранных дел барон Комура, убежденный сторонник войны с Россией, один из «ястребов» японского кабинета. Очевидно, министр понимал, что война рано или поздно кончится и, следовательно, Японии нужно будет с кем-то договариваться о мире, причем этот «кто-то» должен был быть достаточно авторитетен и силен, чтобы обеспечить выполнение условий договора. К тому же целью Японии в войне не являлось полное уничтожение и порабощение российского государства, а катастрофическое ослабление великого северного соседа грозило в корне изменить геополитическую ситуацию не только на Дальнем Востоке, но и во всем мире, причем – с трудно предсказуемыми для самой Японии последствиями. На то, что, с точки зрения японских интересов, «радикальная революция в России была бы нежелательна, поскольку в этом случае Японии не с кем будет договариваться о мире», в январе 1905 г. в частном разговоре указал и маркиз Ито[649].

В распоряжении Комура были и другие аргументы против попыток спровоцировать дальнейший рост внутренней напряженности в России. Отвечая в январе 1905 г. на предложение посланника в Швеции Акидзуки Самаро предоставить в распоряжение российских революционеров 200 тыс. иен (по мнению историка Ч. Инаба, эта просьба также была инспирирована Акаси), Комура подчеркнул необходимость принять во внимание последствия вооруженного восстания не только для самой России, но и для других европейских великих держав, особенно Германии и Австрии. Еще яснее министр выразился в телеграмме тому же адресату от 7 марта 1905 г. в ответ на сообщение Акидзуки о предложении некоего члена «финской антирусской партии» передать ей 50 тыс. винтовок «на вооруженное восстание». «Можно предсказать продолжение беспорядков в России и в том случае, если Япония не будет их поддерживать, – писал Комура. – Более того, я думаю, что в настоящее время японская помощь даст мало практических результатов … Правительство решило занять позицию невмешательства до тех пор, пока ситуация в России не изменится»[650].

Курс на такое «невмешательство», однако, оказался весьма скоротечным. Мукденское сражение (19 февраля – 10 марта 1905 г.), хотя и было победоносным для Японии, показало, что ресурсы страны на исходе и затягивание войны чревато для нее экономическим крахом. В такой ситуации военное ведомство Японии, которое, вновь почувствовав себя «на коне», могло позволить себе открыто пренебречь мнением оппонентов, приняло решение ассигновать на нужды вооруженного восстания в России миллион иен[651]. В конце марта это решение получило формальное одобрение японского правительства.

«Джон Графтон» и подготовка вооруженного восстания в России

Женевская межпартийная конференция сыграла известную роль в установлении временного альянса российских партий. Главную цель его явные и тайные вдохновители видели в том, чтобы организовать серию вооруженных акций в России и тем самым дестабилизировать внутриполитическое положение в стране. Центральное значение в этом плане придавалось вооруженному восстанию в Петербурге, которое должно было начаться летом 1905 г. Для его подготовки Акаси и Циллиакус привлекли Азефа, который не только был посвящен во все подробности, но и должен был возглавить «Объединенный комитет» (или «Объединенную боевую организацию», ОБО) для подготовки приемки оружия в России и руководства восстанием[652]. Поскольку даже с учетом эсеровской организации в столице сил для проведения восстания явно недоставало (по подсчетам организаторов, для этого требовалось порядка 12 тыс. боевиков), было решено привлечь Гапона с его рабочими обществами. Согласие Гапона считалось обеспеченным самим фактом его участия в Женевской конференции.

По сравнению с числом партий, подписавших апрельские декларации, количество участников практической реализации женевских решений значительно сократилось. Однако и оставленные «в деле» организации были представлены весьма своеобразно: не своими официальными учреждениями, а отдельными, особо доверенными лицами, отобранными инициаторами предприятия. Естественно, что в таких условиях успех дела всецело зависел от личных качеств его участников. Что же касается руководящих партийных органов, то они информировались о ходе дела редко и запоздало. Так, доклад Чайковского «О морском транспорте» был представлен Заграничному комитету ПСР только в августе 1905 г.[653], а его переписка с Гоцем по вопросам приемки оружия на месте шла вплоть до середины этого месяца, когда пароход «Джон Графтон» с оружием на борту был уже в пути и изменить что-либо было невозможно.

Делая ставку на Гапона в агитационном «прикрытии» всей операции, организаторы закупки и доставки в Россию оружия не ошиблись: Гапон с энтузиазмом принял предложение участвовать в подготовке вооруженного восстания. Эта роль не только соответствовала его ультрарадикальным настроениям, но и помогла бы ему вернуть имидж народного вождя, который к лету 1905 г. уже изрядно потускнел. К тому же в этом начинании Гапон получил поддержку со стороны своих ближайших соратников по петербургскому Союзу рабочих. Видный деятель Союза рабочий Н.П. Петров на встрече с Циллиакусом, Чайковским и Азефом и в присутствии самого Гапона, говоря о настроениях петербургских рабочих, заявил, что «вопрос лишь в оружии»: «Если бы было возможно добыть его, то … революция могла бы вспыхнуть в любой день, так как рабочие ждут только гапонова приказа»[654].

В деле же доставки оружия