Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

агентуру (т.е. Азефа. – Д.П.). Финляндская революционная партия намеревается созвать в ближайшем будущем вторую конференцию представителей всех русских и инородческих революционных и оппозиционных организаций, наподобие той, которая состоялась в Париже в минувшем октябре … На этот раз обещали принять участие в конференции и представители Российской социал-демократической рабочей партии, то есть по крайней мере той ее части, которая за последнее время стала стремиться к объединению с партией социалистов-революционеров … Финляндцы намерены не щадить средств и стараний, дабы конечным результатом этой конференции явился на этот раз действительный, а не фиктивный союз между всеми группами, для организации общими усилиями народного восстания»[637]. Далее Ратаев со слов Азефа сообщал о закупке Циллиакусом в Гамбурге 6000 «маузеровских пистолетов» и о его планах приобретения яхты для доставки этого оружия в Россию. «Циллиакус находится в сношениях с японским посольством в Лондоне, – отметил в заключении Ратаев, – и доставляет большие суммы денег финляндским и польским революционерам». По сообщениям Ратаева, доставлять закупленное в Европе оружие планировалось через Финляндию. Департамент полиции уведомил об этом генерала Фрейберга, который, в свою очередь, в феврале – марте 1905 г. направил своим помощникам в финских губерниях ряд циркуляров с требованием принять «самые решительные меры» для «задержания ввоза оружия». За Циллиакусом же в случае его прибытия на родину, он предложил установить «самое бдительное наблюдение»[638].

В десятых числах марта за подписью Гапона в партийные «штабы» были разосланы официальные приглашения принять участие в конференции. Их получили эсеры, РСДРП – большевики (редакция газеты «Вперед») и меньшевики («Искра»), все фракции ППС, СДКПиЛ, Латышская СДРП, Бунд, Армянская с.-д. рабочая организация, партия «Дрошак», Белорусская громада, Латышский с.‐д. союз, Финляндская партия активного сопротивления, Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров, Украинская революционная партия, Литовская с.-д. партия и Украинская социалистическая партия. Сразу же от участия в конференции отказались меньшевики, сославшись на предпочтительность прямых соглашений с организованными партиями. «Совет партии находит конференцию желательной, – указывалось в ответном письме редакции “Искры”, – но она должна состояться в результате соглашения между организованными партиями, а не в результате личной инициативы нового и малоизвестного в революционном движении человека»[639].

Комментируя этот шаг редакции «Искры» на III большевистском съезде, Ленин усмотрел в нем очередной антибольшевистский выпад меньшевиков, вновь намекавших-де на дезорганизаторскую деятельность группы «Вперед». Однако из текста письма следовало, что главной причиной отклонения меньшевиками предложения Гапона было понимание его политической беспомощности и подставной роли в этом деле. Отказавшись от участия в «гапоновской» конференции, меньшевики в качестве встречной инициативы предложили эсерам устроить «предварительную совместную конференцию» для согласования усилий «в сфере технической подготовки восстания и боевых действий для его проведения». Постановление Совета РСДРП на этот счет за подписями Плеханова, Дейча, Аксельрода и Мартова было направлено в Заграничный комитет ПСР 11 марта 1905 г.[640] Характерно, что авторы письма сочли нужным подчеркнуть, что «выступление партии с.-р. из заключенного в Париже так называемого “блока” явилось бы условием, в высшей степени облегчающим для обеих партий революционную борьбу с царизмом». Однако до предметных переговоров дело не дошло – судя по сохранившейся в коллекции Б.И. Николаевского переписке партийных лидеров, эсеровское руководство претендовало на наименование ПСР «одной из основных социалистических партий в России» и настаивало на включение в программу совместных действий «центрального политического террора», с чем социал-демократы согласиться никак не могли (по вопросу о террористической деятельности в упомянутом постановлении Совета партии говорилось лишь о «комбинации массовых выступлений и единичных “террористических” нападений»). 15 марта 1905 г. контакты эмигрантских руководителей ПСР и РСДРП по этому вопросу прекратились, и исторический шанс на практическое сближение двух этих крупнейших российских революционных партий оказался, таким образом, упущен.

После некоторых колебаний, связанных, по словам Ленина, с «огромным преобладанием» на конференции эсеров, большевистские редакция газеты «Вперед» и Бюро комитетов большинства согласились на участие в ней, но с самой конференции демонстративно ушли за компанию с представителями Латышской СДРП, Бунда и Армянской СДР организации, предварительно назвав ее «игрушкой в руках с.-р.»[641]. На первый взгляд, поведение большевиков было лишено всякой логики. В самом деле, состав участников конференции был объявлен заранее и ни для кого секретом не являлся. К тому же непосредственно перед конференцией Ленин специально консультировался по этому поводу с членом Латышской СДРП Ф. Розиным (основным камнем преткновения для большевиков было присутствие среди делегатов представителей Латышского с.-д. союза, социал-демократического только по названию, а на деле эсеровского). Очевидно, причина крылась в чем-то другом. Вероятно, главной неожиданностью для Ленина стал действительный статус Гапона, который, как выяснилось уже на самой конференции, не только не был здесь на первых ролях, но не имел даже решающего голоса. Обнаружив, что их «особые» отношения с Гапоном не помогут ему влиять на решения конференции, большевистский вождь и покинул зал заседаний. Вдобавок приближался партийный съезд, некоторые делегаты которого и без того неодобрительно отнеслись к наметившемуся сближению большевиков с эсерами на том основании, что значение последних «как самостоятельной партии» якобы было «ничтожно»[642]. В глазах рядовых большевиков маневры партийной верхушки на сближение с эсерами выглядели подозрительно.

Конференция семи партий, работавшая в Женеве со 2 по 8 апреля 1905 г., прошла под знаком споров представителей национальных партий и закончилась принятием двух документов – общеполитической Декларации, подписанной всеми ее участниками (по данным Акаси, ее авторами были эсерка Е.К. Брешко-Брешковская – “great B.”, Г.А. Гапон – “father G.” и “agent F.” – вероятно, Виктор Фурухельм, делегат от Финляндской партии активного сопротивления[643]), и Декларации только социалистических партий, представленных на ней. В первом из этих документов были сформулированы те «непосредственные политические цели вооруженного восстания», которые соответствовали «минимальным» требованиям программ подписавших его партий (установление демократической республики, созыв Учредительного Собрания и т.д., включая ряд специфических национальных требований). В Декларации социалистов речь шла о необходимости борьбы не только за демократические преобразования, но и против современной буржуазно-капиталистической эксплуатации.

Как и полгода назад, Акаси был вполне удовлетворен результатами конференции и настолько уверовал в собственное всесилие, что все дальнейшие революционные события в России (включая восстание на броненосце «Потемкин») был склонен относить к числу ее непосредственных итогов[644]. В этом духе была выдержана и являлась такой же нелепостью инструкция, данная им Деканозову в начале мая 1905 г. относительно характера революционного движения в России, которую Мануйлову удалось записать дословно: «Во всем этом движении необходимо, по возможности, не трогать частной собственности, дабы не раздражать общества, но направить все против самодержавного правительства. Нужно, чтобы движение это в особенности носило характер антицарский, а потому, по моему мнению, следовало бы громить имущество, принадлежащее Удельному ведомству»[645]. Отдадим должное Деканозову, для которого, учитывая реальные возможности его партии, поставленная Акаси задача была не