Тень ночи - Дебора Харкнесс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Род Филиппа. Теперь я была его частью. Завтра я войду туда через замужество, но еще раньше Филипп принял меня в свою семью посредством клятвы на крови.
– Артемида Светоносная, одари ее светом своей мудрости, когда она окажется во тьме. Артемида Упис, наблюдай за своей тезкой во время ее путешествия по этому миру. – Филипп завершил свое обращение к богине и подал мне знак выйти вперед.
Мешочек с монетами я аккуратно положила рядом с детским башмачком. Затем я ощупью потянула прядь волос на своем затылке. Нож был острым. Легкое движение – и жертвенная прядь оказалась у меня в руке.
День угасал. Мы тихо стояли в его слабеющем свете. Я ощущала волну магической силы. Ее поток пробился из-под земли в том месте, где я стояла. Богиня явилась в свой храм. На мгновение я увидела белые сверкающие стены прежнего храма. Я мельком взглянула на Филиппа. Он стоял, набросив на плечи медвежью шкуру. Осколок исчезнувшего мира. Интуиция подсказывала: Филипп чего-то ждал.
Из-за кипарисов показался белый олень с развесистыми рогами. Животное замерло. Из ноздрей вились струйки пара. Постояв, олень направился в мою сторону. Он двигался неслышно. Огромные карие глаза глядели вызывающе. Олень подошел так близко, что я видела острые края его рогов. Потом он величественно посмотрел на Филиппа и затрубил. Один зверь приветствовал другого.
– Sas efharisto[46], – торжественно произнес Филипп, прикладывая руку к сердцу, а затем повернулся ко мне. – Артемида приняла твои дары. Можем возвращаться домой.
Мэтью дожидался нашего возвращения во внутреннем дворе. Он вслушивался в предвечернюю тишину. Я пыталась по лицу угадать его настроение, но не смогла.
– Готовься к пиру, – сказал Филипп, когда я слезла с лошади. – Гости скоро соберутся.
Я успокоила Мэтью, улыбнувшись как можно увереннее, и пошла наверх. Незаметно стемнело. В замке становилось непривычно шумно. Вскоре Катрин и Жанна пришли меня одевать. От платья, принесенного ими, у меня перехватило дыхание. Такое роскошное платье я надевала впервые. Еще день назад я бы сравнила его темно-зеленую ткань с ветвями остролиста, украшавшего замок в дни Рождественского поста. Но сейчас я сразу вспомнила кипарисы возле храма. А серебряные дубовые листья, вышитые на корсаже, отражали пламя свечей, совсем как оленьи рога, которые вспыхивали под лучами заходящего солнца.
Глаза служанок тоже сверкали от восхищения. Великолепие, которое они соорудили из моих волос (там были и тугие косы, и локоны), я видела лишь мельком, смотрясь в отполированную серебряную поверхность зеркала Луизы. Но наверное, я все больше превращалась в настоящую невесту.
– Bien[47], – тихо сказала Жанна.
Катрин стремительно распахнула дверь, и серебряная вышивка на моем платье тут же поймала отсветы коридорных факелов. Я замерла, ожидая реакции Мэтью.
– Боже милосердный! – ошеломленно пробормотал он. – Ты просто неотразима, mon coeur. – Мэтью приподнял мои руки, желая насладиться общим видом платья. – Послушай, никак у тебя две пары рукавов?
– Думаю, целых три, – со смехом ответила я.
На мне было нижнее платье с облегающими кружевными манжетами. Узкие зеленые рукава в тон корсажу и юбкам, а еще огромные буфы из зеленого шелка, перехваченные на локтях и запястьях. Жанна, которая в прошлом году ездила в Париж, чтобы прислуживать Луизе, уверяла меня, что все сделано à la mode[48].
– Как же я буду тебя целовать при таком количестве преград?
Мэтью провел пальцем вокруг моей шеи. Стоячий кружевной воротник, достигавший высоты не менее четырех дюймов, задрожал от его прикосновения.
– Если ты сплющишь этот шедевр, Жанну хватит удар, – предупредила я, когда Мэтью осторожно погладил меня по лицу.
С помощью хитроумного устройства, напоминающего искривленный утюг, Жанна сгибала и заглаживала целые ярды материи, придавая им форму восьмерки. Это кропотливое занятие отняло у нее несколько чаов.
– Не волнуйся. Я кое-что смыслю в медицине, – успокоил меня Мэтью и поцеловал в губы. – Как видишь, ничего не измял.
Из коридора послышалось деликатное покашливание Алена.
– Вас уже ждут.
– Мэтью, мне нужно кое-что тебе сказать.
Он махнул Алену, и тот исчез.
– И что же ты хочешь мне сказать? – насторожился Мэтью.
– Я попросила Катрин отнести шкатулку Марты обратно в буфетную.
Это был более значительный шаг в неведомое, чем наше перемещение в XVI век из сарая моей тетки.
– Ты уверена?
– Уверена, – ответила я, вспомнив слова Филиппа в развалинах храма.
Наше появление в зале было встречено перешептываниями и торопливо бросаемыми взглядами. Все заметили перемену в моем облике. По одобрительным кивкам я поняла: наконец-то я стала похожа на женщину, достойную выйти замуж за милорда.
– Ну вот и они! – звучно провозгласил Филипп, занявший место во главе семейного стола.
Кто-то начал аплодировать, и вскоре весь зал наполнился аплодисментами. Мэтью улыбнулся: вначале застенчиво, слушая неутихающий гром рукоплесканий, затем все более горделиво.
Нас усадили на почетные места по обе стороны от Филиппа. Он распорядился, чтобы подавали первую перемену блюд. Заиграла музыка. Мне подали по кусочку всего, что приготовил Шеф. Кушаний были десятки: суп из турецкого гороха, жареный угорь, вкусное пюре из чечевицы, соленая треска в чесночном соусе, заливное, где целая рыбина плавала в желе, а веточки лаванды и розмарина символизировали водоросли. От Филиппа я узнала, что меню было предметом ожесточенных споров между Шефом и деревенским священником. Наконец оба согласились: сегодняшний пир будет строго соответствовать пятничным запретам на мясо, молоко и сыр. Но зато завтра гостей будут потчевать всевозможными изысками.
Как и полагалось, жениху подавались более обильные порции, чем невесте, хотя Мэтью просто отдавал дань традиции. Он ничего не ел и мало пил. Мужчины за соседними столами перебрасывались с ним шутками о необходимости накапливать силы для грядущих испытаний.
Но когда рекой полился гипокрас – вино, сдобренное пряностями, когда слуги стали разносить умопомрачительно вкусную смесь из грецких орехов и меда, шутки гостей сделались откровенно непристойными, а ответы Мэтью – резкими и язвительными. К счастью для меня, большинство советов давалось на языках, где я понимала лишь отдельные слова. Но и тогда Филипп по-отечески зажимал мне уши.
Смех и музыка звучали все громче. Мое сердце ликовало. Сегодня Мэтью выглядел не как вампир, которому полторы тысячи лет. Сегодня он был похож на обычного жениха накануне свадьбы: довольного, робеющего и немного взволнованного. Это был Мэтью, которого я любила, и от каждого его взгляда у меня замирало сердце.