Тень ночи - Дебора Харкнесс

Чувствовалось, Филипп не намерен извиняться за случившееся.

– Ты бы остановил Шампье, не дав ему украсть мысли Дианы? – спросил Мэтью, глаза которого вновь стали темнеть.

– Смотря по обстоятельствам.

– По каким обстоятельствам?! – закричал Мэтью, еще крепче обнимая меня.

– Появись Шампье три дня назад, я бы вообще не стал вмешиваться. Пусть ведьмы сами разбираются. Братству до этого дела нет.

– И ты обрек бы мою пару на страдания?

Чувствовалось, Мэтью не верил своим ушам.

– Еще вчера защита твоей пары была бы целиком твоей ответственностью. Не сумел бы ее защитить – значит не настолько ты предан своей ведьме, как надлежало бы.

– А сегодня? – спросила я.

Филипп внимательно на меня посмотрел:

– Сегодня ты являешься моей дочерью. И потому я остановил бы дальнейшие поползновения Шампье. Но мне даже не понадобилось вмешиваться. Ты сама себя спасла.

– Так вы сделали меня своей дочерью, предвидя, чем закончится визит Шампье? – шепотом спросила я.

– Нет. В церкви вы с Мэтью выдержали первое испытание. В сарае – второе. Клятва на крови была лишь первым шагом к принятию тебя в семью де Клермон. Теперь настало время сделать завершающий шаг. – Филипп повернулся к Алену. – Извести священника, а жителям деревни скажи, чтобы в субботу собрались в церкви. Милорд женится по всем правилам, и свидетелями брачной церемонии станут все жители Сен-Люсьена. Никакой свадьбы в укромном углу.

– Я только что убила человека! Сейчас не время обсуждать нашу свадьбу.

– Чепуха! Брак среди кровопролития – семейная традиция де Клермонов, – отмел мои возражения Филипп. – Мы так устроены, что берем себе в жены и мужья тех, на кого претендуют и другие. Наши браки – дело хлопотное.

– Я… его… убила, – повторила я и для большей доходчивости указала на тело Шампье.

– Ален, Пьер, будьте любезны, уберите тело месье Шампье. Его вид огорчает мадам. У всех остальных есть занятия поважнее, чем торчать здесь и глазеть. – Филипп дождался, когда мы останемся втроем, и продолжил: – Запомни мои слова, Диана. Твоя любовь к моему сыну будет стоить другим жизни. Кто-то пожертвует собой добровольно. Другие умрут, поскольку так сложились обстоятельства. И тебе решать, кто примет смерть: ты, те, кого ты любишь, или кто-то другой. И потому ты должна задать себе вопрос: «Важно ли для меня, кто наносит смертельный удар?» Если этого не сделаешь ты, сделает Мэтью. Ты хотела бы, чтобы смерть Шампье оказалась на его совести?

– Ни в коем случае! – выпалила я.

– А на совести Пьера? Или Тома?

– Тома? О чем вы говорите? Он еще ребенок!

– Этот ребенок согласился защищать тебя от врагов. Ты видела, что за штуку он сжимал в руках? Мехи из буфетной. Тома заострил конец металлического штыря, превратив его в оружие. Если бы ты не убила Шампье, мальчишка при первой же возможности воткнул бы ему этот штырь в живот.

– Но мы же не звери, а цивилизованные существа, – не сдавалась я. – Мы должны обсуждать наши различия и находить взаимоприемлемые решения без кровопролития.

– Однажды я целых три часа проговорил с неким королем, – сказал Филипп. – Ты и многие другие наверняка сочли бы его цивилизованным существом. А под конец нашего разговора он своим приказом обрек на смерть тысячи мужчин, женщин и детей. Слова убивают не хуже мечей.

– Филипп, Диана не привыкла к нашему мировоззрению, – предупредил отца Мэтью.

– Так пусть привыкает. Время для дипломатии прошло. – За все это время Филипп ни разу не повысил голоса. Он говорил так, словно это касалось обыденных дел. Если у Мэтью были теллсы, его отец ничем не выдал своих чувств. – Довольно дискуссий. В субботу вы с Мэтью поженитесь. Поскольку ты моя дочь по крови и по имени, ты выйдешь замуж не только как полагается доброй христианке, но и с соблюдением традиций в честь моих предков и их богов. Сейчас, Диана, у тебя есть последняя возможность сказать «нет». Если ты передумала и не хочешь становиться женой Мэтью, не хочешь принимать жизнь… и смерть, которые влечет за собой брак с ним, я помогу тебе благополучно вернуться в Англию.

Мэтью чуть отстранил меня. Ненамного, на несколько дюймов. Это был символический жест, имеющий глубокий смысл. Даже сейчас он давал мне выбор, хотя давным-давно сделал свой. Я свой тоже сделала.

– Готов ли ты взять меня в жены, Мэтью?

Поскольку совсем недавно я совершила убийство, то была обязана задать ему этот вопрос.

Филипп кашлянул, подавляя смешок.

– Да, Диана. Я готов взять тебя в жены. Однажды я уже это сделал, но готов сделать вторично, чтобы доставить тебе удовольствие.

– Мне тоже хватило одного раза. Это мы делаем для твоего отца.

Я больше не могла думать о браке. У меня дрожали ноги, а на полу краснело пятно крови.

– Тогда мы пришли к общему согласию, – заключил Филипп. – Отведи Диану в ее комнату. Пусть побудет там до тех пор, пока мы не удостоверимся, что поблизости не рыщет никто из друзей Шампье. – У двери Филипп остановился. – Маттаиос, ты нашел женщину, которая тебя достойна. Надежд и смелости ей не занимать.

– Знаю, – ответил Мэтью, беря меня за руку.

– Знай, что и ты всецело достоин ее. А потому хватит сожалеть о своем прошлом. Начинай жить настоящим.

По замыслу Филиппа наша свадьба должна была продлиться целых три дня. Начиная с пятницы и до вечера воскресенья вся прислуга замка, жители деревни и все остальные на несколько миль вокруг примут участие в маленьком семейном торжестве.

– У нас уже давно не было свадеб. Зима и так унылое время года. Мы должны порадовать деревню праздником, – заявил Филипп, отметая наши возражения.

Мэтью усомнился, возможно ли в столь короткий срок подготовить три пира, когда съестные припасы скудны, а христиане придерживаются умеренности в пище. Шефу это очень не понравилось. Да, в стране продолжается война. Да, сейчас время Рождественского поста, но все это не причина отказываться от праздника.

В замке развернулась кипучая деятельность. Поскольку в нашей с Мэтью помощи никто не нуждался, мы оказались предоставленными самим себе.

Мы с Мэтью лежали перед очагом. Я надела его свадебный подарок: одну из его рубашек, что была мне до колен, и его старые чулки. Каждый чулок Мэтью распорол по верхнему шву, затем сшил вместе. Получилось нечто отдаленно напоминающее легинсы. Вот только в этих леггинсах явно недоставало поясной резинки, а ткань, из которой они были изготовлены, не тянулась на манер спандекса. Резинку заменял узкий кожаный ремешок, вырезанный из куска старой упряжи. Ее Мэтью нашел в конюшне. Это была самая удобная для меня одежда с тех пор, как мы покинули Мэдисон, и Мэтью безотрывно смотрел на мои ноги, которые ранее скрывали длинные юбки.