Падение «Купидона» - Алекс Джиллиан

— А ты отправил к ней Роберта Крауза, который все это время работал на тебя. Это письмо, что ты мне показал, предназначалось тебе, а не Логану.

— Да, ты удивительно осведомлён, парень, — измученно соглашается Моро с каждым моим выпадом.

— И тебе нечего ответить? — в моем голосе отчётливо звучат металлические нотки. Мне хочется удушить его собственными руками и смотреть в рыбьи пустые глаза, пока последняя судорога не покинет тело.

— Я узнал обо всем, что ты мне изложил, уже после ее гибели, — хрипло произносит Моро. Он открывает глаза. Его взгляд тухнет, остывает. — Она отправила мне письмо, которое дошло спустя три дня после ее смерти. До этого момента у меня была другая версия событий. Дайна спуталась с моим лучшим другом. Потом вступила в сговор с полицией, сбежала, будучи беременной от другого, прихватив компромат против меня. Все это смотрелось не очень, не так ли?

— Где письмо? — вздрогнув, спрашиваю я.

— Я сжег его, Джером, вместе со своей душой и после развеял пепел над ее могилой, — глухим голосом ответил Моро. И я понимаю, что он не лжет. Все, что он делал позже — отголосок войны, проигранной самому себе. Ломая меня, Моро испытывал садистское удовольствие оттого, что кто-то уверенно повторяет его ошибки, его грехи.

— Ты хотел, чтобы я убил ее? — ледяным тоном интересуюсь я.

— И ты убил, — согласно кивает Моро, в изнеможении прикрывая глаза.

— Я про Эбигейл, — резко уточняю я.

— Крошка Кеннета не входила в мои планы, и мне пришлось откорректировать их, задействовать амбициозную Ребекку Томпсон. Я ставил на Фей, но она оказалась недостаточно хороша, недотянула. Ты помнишь, что говорил Кертис о женщинах?

— Категории, на которые он их делил? — конечно, я помню. Слово в слово. Как можно забыть подобный цинизм?

«К первой относятся сучки, которых я трахаю или использую для работы, вторые — секретное оружие, предназначенное для особых целей. Все остальные — скот, которым я торгую.»

— Я разделял его мнение с тех пор, как Дайана уехала. Эмоции угасли, ничего не осталось. Я перестал чувствовать, и ни одной тени сомнения не закралось в мысли, когда я давал приказ Краузу на ликвидацию своей беглой неверной жены. В моих глазах она была виновна. Я не испытывал ненависти или гнева. Это было нечто другое, куда более глубокое, мощное, опустошающее. Я понимал, что мое решение станет роковым и для меня тоже, и не боялся. Я даже хотел испытывать снова боль и ярость. А потом получил письмо, отравившее меня. Оно на какое-то мгновение воскресило того, кем я был раньше, кого она во мне видела и любила вопреки всему. Секунды страданий, испытанные тогда, останутся самыми волнительными воспоминаниями из моей жизни. И когда они угасли, я сжег письмо, потому что в нем больше не было смысла.

— Ты больной, — потрясённо выдыхаю я, с ненавистью взирая на него.

— А ты молод, — скривившись от приступа физической, но не душевной боли, отзывается Моро. — В моей жизни была трагедия, достойная пера Шекспира, а теперь, благодаря мне, и в твоей тоже.

— Почему Фей? Ты мог использовать любую другую девушку.

— Но ты был влюблён в нее, — прикрывая воспаленные веки светлыми ресницами, отвечает Моро. — История юных влюблённых, разлучённых обстоятельствами. Идеальная почва для моей пьесы. Самое интересное тебя ждет впереди, мой дорогой мальчик, но не я расскажу тебе об этом.

— Она точно не сможет, — произношу глухим безэмоциональным тоном. Моро издает сдавленный звук. Надо отдать ему должное — своего хладнокровия Квентин не утратил ни на секунду нашего разговора. Дрожащей слабой рукой он тянется к тумбочке слева от него и с третьей попытки открывает выдвижной ящик.

— Я дал слово, что отдам, когда все закончится, — прокашлявшись, говорит он. Его грудная клетка хаотично поднимается и опускается, дыхание рваное, поверхностное. Я недоуменно хмурюсь, когда Квентин Моро протягивает мне черный конверт. Тревожное ощущение бьет под дых, но я беру его, убирая в карман пиджака. — Она написала его перед тем, как вылететь в Цюрих, — поясняет он, и я понимаю, о ком идет речь.

— И ты сдал ее, — холодно констатирую я.

— Она знала, что так будет, — заявляет Моро. — Ты прочтешь все сам. Жаль, что я не смогу увидеть твое лицо, когда ты это сделаешь, — Моро начинает немного задыхаться, но все равно продолжает: — История повторяется, Джером, и пока грехи нашего прошлого проецируются в настоящее, мы живем, даже покидая этот мир. Теперь я готов ответить на твой вопрос… Хотя ты и сам уже все понял. У меня нет детей, а единственная женщина, которую я любил, родила сына от другого мужчины, моего лучшего друга, с лёгкостью предавшего меня. Мне пришлось стать карателем и орудием возмездия, но не скажу, что не хотел этого. Я получил удовольствие от каждого мгновения. Я собрал все долги и ухожу богатым человеком.

— Ты бредишь, — качаю головой, глядя на умирающего безумца.

— Все мы бредим, Джером. От рождения и до смерти. Этот мир погряз в безумии еще до нашего прихода, — глубокомысленно изрекает Моро отрывистым шепотом. — В своем последнем письме Дайана просила позаботиться о тебе, если с ней что-то случится. И я сделал это. Я создал идеального приемника, прошедшего тот же путь, что и я, и не говори, что испытания не сделали тебя сильнее, жестче и выносливее. Если бы ты сломался — это стало бы крушением всех моих надежд. Ты усвоил урок, парень. И глядя на тебя, я не испытываю сожаления ни об одном принятом решении. Если бы судьба даровала мне сына, я бы хотел, чтобы он был похож на тебя.

— Сомневаюсь, что ты стал бы устраивать над своим сыном те же опыты, что и надо мной, — яростно возражаю я.

— История была бы совсем другой, парень, и в ней не было бы тебя. — Моро ненадолго прислоняет маску к лицу, делая несколько глубоких вдохов. — Но она именно такая, какой и должна быть. Ты прошел ускоренную программу обучения по методике Квентина Моро, — ухмылка выходит жалкой, болезненной. — А теперь сделай то, зачем пришел, — безумные глаза из-под нависших бровей мрачно сверкают. Я медленно поднимаюсь, сжимая в кармане чертов чёрный конверт.

— О чем ты просишь, Квентин?