Аспект дьявола - Крейг Расселл

– Когда мы были у лесной часовни, – продолжала она, – я сказала тебе, что у нас нет будущего. Что мы должны жить здесь и сейчас. А прошлой ночью мне приснился очень странный сон. Я думала о нем весь день.

Она повернулась к Виктору и оперлась на локоть. Как художник, уверенно рисующий линию, Виктор провел рукой по ее плечу. Кожа была мягкой и горячей.

– Очередной кошмар? – спросил он.

– Кошмар и не кошмар одновременно, – Юдита нахмурилась. – Мне было страшно, но не так, как в других сновидениях. У меня в последнее время было много странных снов, но именно этот подсказал мне, что нужно как можно скорее бежать из Европы.

– Вот как?

– Когда я была маленькой девочкой, летом мы ездили в Вену. Каждый год. Теперь я знаю, что эти поездки были связаны с работой моего отца: в Вене проходил какой-то семинар или что-то вроде этого. Я была счастлива, зная, что вновь увижу Вену, буду ходить в зоопарк, магазины и кафе. Еще я помню, что доктор Фрейд часто бывал там. И доктор Юнг. Конечно, я тогда не знала, кто они такие, но позже отец рассказал мне о них.

– Так тебе приснилось то время? – спросил Виктор. – Время, когда ты вместе с отцом ездила в Вену?

– Да. Но все было иначе. Во сне так часто бывает: все выглядит странным по сравнению с реальностью, но тебе кажется, что так и должно быть. На мне было мое любимое летнее платье, белое с голубыми цветами, и мои любимые синие сандалии. Но именно сандалии во сне выглядели по-другому: они, как и мои ноги, были грязными от хождения по канавам. Обувь отца тоже была совсем такой же, какой я ее помню, но и она была испачкана грязью из сточных канав.

– Сточных канав?

– Да. Каждый раз, когда навстречу нам кто-то шел, доктор Фрейд, мама, папа и я отступали в канаву, чтобы позволить этим людям пройти. Однако доктор Юнг оставался на тротуаре. Я спросила маму, почему мы должны так делать, и она ответила: «Потому, доченька, что мы евреи. Это наше место». Затем она улыбнулась мне так, как это делают взрослые, когда дети спрашивают о совершенно очевидном.

Виктор улыбнулся и откинул с ее лица локон темных волос.

– Учитывая твое беспокойство в последнее время, да еще и всю ту мерзость, которую приходится терпеть от Кракла, это не сложный для анализа сон.

– Нет-нет, в этом сне было нечто большее. В конце концов мы вообще перестали ходить по тротуарам, но никому это не казалось странным. Мы ходили только по канавам, и к нам стали присоединятся другие люди. Их становилось все больше и больше, и все они были евреями. В конце концов мы вышли из Вены и вдруг оказались посреди деревьев, в лесу. Никаких тротуаров больше не было, только канава, которая вела прямо в самое сердце леса. Мы дошли до поляны, там канава впадала в огромный квадратный резервуар, стены которого были сделаны из кирпича и каменных плит. Он был заполнен дождевой водой, отходами и евреями. Это было очень странно. Но самым странным было то, что мы все просто стояли там, ничего не предпринимая. Никто не пытался предпринять даже малейшее усилие, чтобы выбраться из леса, подальше от того, что нас ожидало.

– А что вас ожидало? – спросил Виктор.

Юдита снова нахмурилась.

– Я не знаю наверняка, но могу догадаться…

Чем бы это ни было, я знала, что это очень плохо – просто так стоять, ожидая своей участи. Я спросила маму, где мы находимся, и она сказала тем же спокойным, покровительственным тоном, как тогда, в Вене: «Мы сейчас там, где должны быть». Именно в этот момент небо вдруг потемнело, затянутое черной тучей. Потом я проснулась. – Она повернулась к нему и обхватила его лицо ладонями. Пальцы были ледяными. – Ты поедешь? – спросила она.

– Поеду? Куда поеду?

– Далеко. Подальше от Европы. В Америку. Виктор нервно засмеялся.

– А как же работа, исследование…

– Ты можешь найти работу в Америке. Можно получить финансирование под твои исследования. Готова поспорить, что там это гораздо проще, чем здесь. Если нацисты захватят власть, европейская психиатрия умрет. Ты наверняка слышал, какого взгляда они придерживаются: что вся психиатрия и психология – это надувательство, придуманное евреями. Поверь, Виктор, если эти ублюдки захватят власть, лечением психических расстройств будут заниматься на бойнях. Если бы мы поехали в Америку, я бы тоже нашла работу. Мы были бы свободны от всего этого безумия. Она отдернула руки, увидев, как изменилось выражение его лица. – Извини, – пробормотала она, отворачиваясь. – Мы и вправду только недавно познакомились. Это не твои проблемы.

Он взял ее за плечи и развернул лицом к себе.

– Это не так. Это совсем не так, Юдита. Просто я не знаю, верю ли, что здесь все будет так плохо, как ты думаешь. Мне кажется, мы должны подождать и посмотреть.

– Как бы не опоздать, – удрученно проговорила она. – Я, еврейка, могу оказаться на такой лесной поляне в реальности. Я знаю, почему мне снится это, понимаешь? Я знаю, что означает поляна в лесу, – погромы. Вот что они будут делать: уводить евреев в леса и убивать их там, оставляя птицам и животным перебирать кости. Вот что нас ждало в этом сне. Вот что они собираются сделать с нами.

– Послушай, Юдита, давай просто отложим это до тех пор, пока я не закончу работу с пациентами в замке. Если все станет еще хуже, обещаю, что вытащу тебя и твоего отца отсюда. Клянусь. Что думаешь?

Она кивнула.

– Хорошо, – сказала она, но в ее глазах таилось нечто темное и отчаянное.

19

Профессор Романек настоял на своем присутствии на следующем сеансе с Павлом Зелены. Виктор попытался выразить протест, сказав, что для достижения необходимого эффекта на сеансе наркосинтеза должны быть только двое: опрашивающий и опрашиваемый.

– Даю вам слово, что буду молчать и сидеть в отдалении от вас и пациента, – сказал Романек уже знакомым Виктору тоном сельского врача. – Я не намерен вмешиваться. Если у меня возникнут какие-либо вопросы или замечания, я передам вам записку, но это на крайний случай, а так я останусь простым наблюдателем. Надеюсь, вы понимаете, почему я чувствую необходимость прийти к вам на сеанс, доктор Косарек. То, что я услышал в записи, мягко говоря, обескураживает. Мне как врачу хочется лично услышать, как мистер Хоббс объяснит свое присутствие в столь негостеприимной личности, как Дровосек.

Несмотря на то что Виктор сопротивлялся до последнего, правда была в том, что он находил идею профессора Романека странно обнадеживающей. По какой-то необъяснимой причине его страшило возможное возвращение мистера Хоббса, и поэтому в душе он был рад, что останется в комнате не один.

Прошлый сеанс показал, что мистер Хоббс скрывается в самых закрытых уголках подсознания Дровосека. Поэтому, прежде чем вводить ему такую же большую дозу скополамина и амитала натрия, как и в прошлый раз, он убедился, что у него в наличии достаточное количество пикротоксина под рукой.

Пока санитары пристегивали Павла Зелены ремнями к кушетке, Виктор заметил, что сегодня пациент выглядит каким-то дерганым. Вероятно, хоть Зелены и утверждал, что ничего не помнит о прошлом сеансе, он тоже боялся возвращения Хоббса.