Аспект дьявола - Крейг Расселл

Зелены затуманенным взором смотрел на врача, не выказывая ни малейшего раздражения. Внезапно Виктор принял решение. Он схватил шприц, наполнил его лекарством и, повернувшись к магнитофону, громко назвал дозу.

– Что? – спросил Зелены.

– Ничего, Павел, – ответил Виктор. – Я сказал это не вам. А вам я собираюсь сделать еще одну инъекцию. Это еще больше расслабит вас, но может вызвать сонливость, поэтому постарайтесь не засыпать.

– Хорошо, – ровным голосом произнес Дровосек.

Через некоторое время после укола Зелены впал в бессознательное состояние. Он не спал, но и не бодрствовал.

– Я хочу поговорить с Серым Человеком, – сказал Виктор и почувствовал, как сердце забилось быстрее в груди. Введенная им дополнительная доза была на пределе допустимого, а если честно, чуть превышала ее. Он знал, что рискует жизнью пациента, преследуя свои научные интересы.

– Я хочу поговорить с Кощеем, – сказал он торопливо. – Вы там? Вы дремлете внутри Павла Зелены?

Ответа не последовало.

– Кощей? Вы там?

В комнате по-прежнему было тихо. Виктор заметил, что дыхание Зелены стало менее глубоким, интервалы между вдохами увеличились. Это были явные признаки опасной гиповентиляции от передозировки.

– Павел? Павел, вы меня слышите?

Зелены не отвечал.

– Павел?

Почувствовав, что дыхание пациента опасно угнетено, Виктор одной рукой нащупал шприц, а другой – ампулу пикротоксина. Вдруг ампула выскользнула из его пальцев и покатилась по столу. Он попытался схватить ее, но не успел.

Виктор вскочил, обошел стол и увидел, что ампула разбилась, а ее содержимое растеклось блестящими каплями по серым каменным плитам пола.

– Черт!

Это была единственная ампула антидота, которую он принес с собой.

В отчаянии он бросился к пациенту, схватил его за плечи и начал трясти.

– Павел?

Виктор тряс Дровосека снова и снова, но тот не реагировал. Тогда он попытался привести его в сознание при помощи болевого стимула, сильно скручивая кожу на груди пациента.

Бесполезно. Зелены оставался неподвижным, его глаза были закрыты, дыхание едва заметно.

Виктор бросился к столу, чтобы нажать на кнопку вызова санитаров: пусть принесут из аптеки еще пикротоксина.

Вдруг за его спиной послышался глубокий вздох. Виктор обернулся и увидел, что Зелены внимательно наблюдает за ним. Взгляд его был совершенно осмысленный.

Виктор на мгновение растерялся. То, что Зелены после передозировки как ни в чем не бывало пришел в себя, пусть и не сразу, выглядело фантастикой. И этот его взгляд… Такого просто не может быть.

– С вами все в порядке, Павел?

Зелены молчал, продолжая внимательно рассматривать Виктора ярко-зелеными проницательными умными глазами.

Когда он заговорил, его голос был иным: низким, хорошо поставленным.

– Вы можете звать меня мистер Хоббс, – сказал он на английском языке.

15

– Вы никогда не рассказывали мне о своем брате, доктор Бартош. – Смолак предложил доктору сигарету, и тот не отказался. – Складывается впечатление, будто бы вас совсем не волнует случившееся с ним.

– Нет, это не так, – ответил Бартош.

Маленький и помятый, он сидел через стол от Смолака и разглядывал обстановку в кабинете детектива. Она была исключительно рабочей: папки с документами, сборники законов и нормативных актов. И ни намека на личные вещи.

В кабинете было только одно окно, но оно было огромным, и через него беспрепятственно лился свет – здание напротив – одноэтажное, а кабинет находился на третьем этаже. Получив этот кабинет, Смолак сразу же переставил стол, чтобы сидеть спиной к окну. Благодаря этому его лицо было в тени, в то время как лицо человека, сидящего напротив, ярко освещено. Это был трюк, о котором он вычитал в одной исторической книжке: Карл IV Люксембургский, король Германии, король Чехии и император Священной Римской империи, установил свой трон в зале для аудиенций в замке Карлштейн, что юго-западнее Праги, между двумя высокими, от пола до потолка, окнами. Выражения его лица невозможно было разглядеть, в то время как его вассалы на ярком свету были как на ладони. Детектив был согласен с императором, что свет лучше всего обнажает ложь.

– Но я полагаю, об этом говорят все, – спокойно сказал Бартош. – О том, что я устроился на работу в полицию из-за брата. Потому что, мол, я хотел понять, что его толкнуло на преступления.

– А это так?

Маленький неповоротливый доктор издал горький смешок, затем затянулся сигаретой.

– Мы имеем дело с убийцами каждый день, для нас факт смерти – банальность. Не мне вам говорить, что почти каждое преступление совершается в среде малообразованных и малообеспеченных групп населения, выходцами из этой среды. Разве на таком материале я могу понять мотивы моего брата? Убийства, которые совершил Доминик, – это исключение из общего правила. Знаете, в нем все было исключительным: его разум, его амбиции, его безумие. Если бы я действительно хотел разгадать его тайну, я бы стал психиатром, а не полицейским врачом.

– А у вас никогда не было подозрений относительно его психического состояния? – спросил Смолак.

Лицо Бартоша омрачила глубокая скорбь.

– Мой брат был самым нежным человеком, которого я когда-либо знал. Для Доминика этот мир, эта вселенная была полна чудес. Чудеса, которые мы можем видеть, и чудеса, которые нам еще предстоит открыть… Вот почему он стал ученым: чтобы открывать удивительное. Как физик, он посвятил свою жизнь пониманию скрытой механики Вселенной. Это так называемая квантовая механика, где абсолютно все, что мы знаем, все, что мы принимаем как непреложную истину, перевернуто с ног на голову. Я в свое время получил неплохое образование, но не понимаю этого. Перевернутый, нелогичный мир, который требует здравого рассудка, если вы собираетесь его исследовать. Полагаю, здравомыслие Доминика было недостаточно сильным. Где-то там он нашел чудо, которое так тщательно искал, но оно оказалось страшным, темным чудом. Слишком страшным для его разума. Он искал разум и науку, но вместо этого нашел безумие и оккультизм.

Смолак кивнул.

– Ваш брат не несет ответственности за свои действия, не так ли? Ведь он находился во власти своего безумия. Вы понимаете это?

– Я понимаю… – Бартош, казалось, засомневался на мгновение. – Да, понимаю.

– Тем не менее вы до сих пор ни разу не навестили его.

– Наверное, потому что я все-таки виню его. То, что он сделал, чудовищно. Я знаю, что Доминик, будь он здоров, никогда бы не нанес вреда ни одной живой душе, но… То, что он сделал, заставляет смотреть на него другими глазами.

– Но сейчас вы хотите увидеться с ним?