Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение - Екатерина Гринева

– Эрнст! – закричала я. – Это Рита! Маргарита!

Судя по звукам, доносившимся из ванной, Эрнст был там. Я почувствовала себя ужасно глупо – врываться в ванную было неудобно. Стоять здесь – тоже.

– Эрнст! – позвала я уже громче. – Эрнст!

– А? – деревянная дверь распахнулась; сначала возникло облако пара, а потом – из него – розово-блестящая голова.

– Рита?

Неожиданно я поняла, что выгляжу круглой идиоткой. Приперлась в номер к практически незнакомому мужчине и топчусь перед его ванной.

Из пара, как из тумана, выплыли плечи, потом торс, потом – сам герр Кляйнц, придерживая рукой сползавшее полотенце.

– Рита! Одну минуту. Я одевать. Что-то срочное, Рита? Почему вы не позвонили?

– Я забыла ваш телефон! – орала я сквозь этот пар, как будто мы находились на разных берегах утренней реки и перекликались в густом плотном тумане.

– Минуту! Рита! – тоже кричал Эрнст. – Вы не уходите! Нет. Я сейчас.

Он снова нырнул в пар, я стояла и переминалась с ноги на ногу. Если бы в Голливуде на «Оскар» или у нас на отечественную премию «Ника» была бы номинация «самая большая идиотка», то с большим отрывом от остальных кандидатов победила бы я. Конкурировать со мной вряд ли кто смог.

Эрнст неожиданно вынырнул около меня, фырча, как большой морж после купания.

– А вот и я! Рита! Очьень рад! Может быть, спустимся в холл и посидим в ресторане? Выпьем кофе? Как вы думаете?

– Идея гуд! – лучезарно улыбалась я. – Отличная идея!

– Я только дресс. Костюм и вперед!

Он был без очков и смотрел как-то по-детски восторженно.

– Я уезжаю. Через, – он посмотрел на часы, – час. Все уже собрать.

– О’кей. – Я подняла вверх большой палец. – Отлично! – В носу щипало. И чего я сюда притащилась? Чего ждала? Что он бросится мне на шею? Я же сама оттолкнула его, сказала, что «будем дружить» и помощь его мне не нужна.

«Вы же феминистка, Рита, сэй!» – назойливо звучало в ушах.

Он взял из гардероба костюм и снова скрылся за деревянной дверью.

– Как ваши проблемы? – деликатно прозвучал вопрос из ванной. – Все решили?

– Да. Все.

Я подошла к кровати, на ней лежал раскрытый чемодан. А поверх – серый свитер. Я подошла и взяла его в руки, плохо соображая, что делаю. Я уткнулась носом в этот свитер и зарыдала: сказалось напряжение последних дней. Вот сейчас он выйдет из ванной, я рыдаю, пропитывая свитер своими слезами. Чистая идиотка!

Возьми и положи свитер на место, приказывал мне внутренний голос. Не позорься, ты же гордая женщина! Но я поняла, что сейчас мне все равно, что он обо мне подумает и как я буду выглядеть в его глазах. Я знала только одно: он уезжает вместе со своим серым свитером, большими надежными руками, тем спокойствием, которое он мне внушал, со снежками, в которые мы играли на ВДНХ, нежными и вместе с тем яростными поцелуями, когда я была выброшена на берег вместе с ним. Рядом.

Вот самое лучшее слово – он был рядом, и, когда я была с ним, я ощущала его поддержку и заботу, даже в мелочах. Я вспомнила, как мне не хотелось покидать его машину и выпускать из квартиры. Этот мужчина был нужен мне. Только с ним я впервые за всю свою жизнь почувствовала себя самой собой. Мне не надо было притворяться или играть в игру под названием «страсть». Мне не надо было завоевывать его, кокетничать или соблазнять. Он принял меня такой, какая я есть.

И я все упустила.

Сознание этой ошибки раздирало мне душу. Я хотела уже положить свитер и тихонько покинуть номер, как почувствовала, что кто-то стоит рядом.

– Ри-точ-ка! Милья! Что ты?

– Просто так… – я шмыгнула носом и вытерла слезы ладонью. – У меня неприятности по работе.

Его всепроникающий взгляд с сочувствием смотрел на меня.

– Рита! – тревожно спросил он. – Что у тебя с лицом? Блю, синие круг и губа?..

– Это пустяки. Просто синяки. Я упала и ушиблась, – сказала я, отворачиваясь в сторону.

А потом меня обхватили такие родные руки, и я ощутила, что мне трудно дышать, что спазм подступает к горлу. Я всхлипнула, и он погладил меня по голове. Я перехватила его руку, поцеловала тыльную сторону ладони и прижалась к ней щекой.

– Эрнст! Ты не уезжай. Ты мне очень, очень, нужен, – плакала я. – Прошу тебя, Эрнст!

Он смотрел на меня, как бы раздумывая, а затем поцеловал в губы, да так, что мои губы заболели, заныли. Боль была сильной, но я ее почти не чувствовала – ждала. Ждала, что он скажет.

– Рита! Я скоро вернусь. Я хотел только повидать маму. У нее день рождения. И приехать обратно. И еще я… я понимаю… что… – Он снял очки. – Не знаю. Я не хотел говорить рано. Но… – он запнулся. – Потом… Но я не могу, раз ты здесь… я хотел сделать вам предложение, Рита!

И тут я уже зарыдала и замолотила кулаками по его груди.

– И ты молчал? Да как ты мог! Почему же ты не сказал мне об этом раньше?

– Я люблю тебя, Рита! Я полюбил с самого первого взгляда. Никого не любить так, как ты. Но я думал: я тебе не нужен. Нет. Тебе не нужна моя помощь. Все сама. Рита!

У меня закружилась голова, и я села на кровать.

– Рита! Что с тобой?

– Ничего! – улыбнулась я. – Говорят, от счастья не умирают. Но я что-то в это плохо верю. – И я легла ничком на кровать. – Замечательный у тебя номер.

Он стащил с кровати чемодан и лег рядом. Я провела пальцем по его щеке.

– Ты славный! И я теперь все время буду заставлять тебя помогать мне. Будешь моим самым главным помощником.

Он улыбнулся.

– Рита! Зачем говорить? У нас еще есть время для других дел.

Он мягко обхватил меня руками, мое тело словно расплавилось под его руками. Я закрыла глаза и потерлась щекой о его подбородок.

– Я так хочу тебя.

Он быстро освободил меня от одежды, и по своему учащенному дыханию я поняла, как я возбуждена и как мне хочется поскорее прижаться к нему, слиться с ним. Я вся дрожала от нетерпения.

Его ладони скользнули вниз и застыли на моих бедрах.

– Ты еще одет, – шепнула я и принялась помогать ему, чувствуя ладонями его кожу и его нетерпение. Такое же сильное, как и мое.

Эта бешеная гонка, в которой было столько нежности и ярости, это наслаждение, разрывающее тело, тепло, переходящее в жар, когда все внутри наливалось и саднило…

Я обхватила его ногами и задвигалась быстрее. Наши скользкие от пота, горячие, влажные тела прильнули друг к другу, меня сотрясала крупная дрожь. Он ударил во мне мощно, тяжело, и эхо чувственного наслаждения отдалось в моем теле звенящим вибрированием, как натянутая струна.