Ночная бабочка - Розмари Роджерс

Сейчас он должен попытаться каким-то образом исправить положение, дать ей то, что он у нее отнял, а отнял он практически все, оставив ее умирать на каменном полу мерзкого винного подвала.

На мгновение Брет даже почувствовал сожаление, что уезжает от Кайлы. Он привык ощущать ее теплое уютное тело рядом с собой и до сих пор испытывал невыразимое удовольствие, когда входил в нее, чувствовал ответное движение Кайлы и слышал ее тихие стоны над своим ухом.

Кайла подняла голову, широко раскрыла глаза и радостно улыбнулась. Брет быстро подошел к ней и сел в стоящее напротив кресло.

— Ты закончил все свои дела на сегодня? — спросила она, закрыв книгу, и потянулась, чтобы положить ее на низенький столик. При этом шаль соскользнула с ее плеч, открыв выпуклости грудей в квадратном декольте белого муслинового платья. Брет нахмурился и отвел взгляд.

— Да, в основном.

— Хорошо. Мы опять поедем прогуляться в парк? Если у тебя есть такое желание, я быстро переоденусь.

— Разве я говорил, что мы едем в парк? — Брет понимал, что реплика прозвучала не слишком любезно, но то, что он собирался сказать, мучило его, и было трудно говорить приятные вещи, видя Кайлу такой умиротворенной.

Она приподняла бровь.

— Да, говорил. Но если ты передумал…

Брет резко поднялся. Кайла вскинула на него глаза и слегка нахмурилась. Солнце золотило ее длинные ресницы. Проклятие! Он не должен так распускаться, ему следует побороть в себе чувство вины за содеянное.

— Тебе надо больше отдыхать. Ты пока еще не полностью восстановила свои силы.

Кайла встала и грациозным движением запахнула шаль. До ноздрей Брета долетел нежный аромат духов.

— Не думаю, что поездка в карете слишком утомит меня. Мне кажется, тебя беспокоит не это. В чем дело, Брет?

Он хотел было сказать ей, что уезжает и что она остается свободной, но не решился. Вместо этого он обнял Кайлу и привлек к себе, его рот прижался к ее губам. Шаль упала к ее ногам. Его порыв застал Кайлу врасплох, однако уже в следующее мгновение ее руки обвились вокруг шеи Брета, она прильнула к нему всем телом, отдаваясь поцелую. Проклятие, он хотел ее, хотел ощутить ее под собой, обнаженной и жаждущей, отдающейся его ласкам.

Брет распустил волосы Кайлы, собранные на затылке, и они рассыпались по ее плечам. Волосы были шелковистые, мягкие и пахли чем-то таким женским. Он поднял Кайлу на руки, прижал к себе, через каменную террасу внес ее в дом и по лестнице поднялся на второй этаж в спальню. Если он и уедет, торопиться с объяснениями на этот счет не станет.

Горничная посторонилась, когда Брет входил в спальню, в глазах ее мелькнула тревога. Брет услышал, как она закрыла за собой дверь, и мрачно улыбнулся. Слуги любят распускать слухи, и Брет не сомневался, что через полчаса весь дом будет знать и об этом. Но его это мало беспокоило. Она принадлежала ему, эта золотоволосая женщина, которая находилась сейчас в его объятиях. Трепетная, красивая Кайла, которая снилась ему в обольстительных позах по ночам и занимала его мысли днем, которая мучила его сознанием собственной вины.

Брету хотелось забыть, истребить память о вкусе ее губ, о нежном животе и податливо разведенных бедрах, открытых для его ласк. Брет уложил Кайлу на кровать и стал осыпать поцелуями ее губы, веки, щеки, ее лебединую шею, его пальцы запутались в прекрасных длинных волосах. Она заставила Брета забыть его благие намерения, и решимость покинуть ее с каждым мгновением становилась все слабее.

Он страстно желал обладать ею — и должен признаться себе в этом. Он будет удерживать ее рядом как можно дольше. Может быть, им отпущено судьбой не так много времени, но сейчас она полностью принадлежит ему, и он хочет удовлетворить свою страсть.

Брет стал нетерпеливо дергать шнуровку платья. Наконец лиф распахнулся, обнажив нежную атласную кожу, которую можно гладить и ласкать бесконечно. Он сел на кровать, стащил с Кайлы платье и отшвырнул прочь. Лицо Кайлы пылало, глаза были прикрыты, на лице ее читалось желание. Да, она тоже хочет его — об этом говорят и ее глаза, и приоткрытые губы, и слабая блуждающая улыбка. Грудь ее вздымалась, а когда он положил ладонь на эти обольстительные холмы и дотронулся пальцами до сосков, Кайла задышала еще чаще и тихонько застонала.

Господи, до чего же он любил этот звук, любил, когда она выгибалась под его рукой, как бы приглашая взять ее, войти в ее лоно. Уж не этим ли отличается она от других женщин, которых он знал? Не было ли это хитростью судьбы, которая наградила его страстью к женщине, пытавшейся его ограбить? Как бы там ни было, но он не мог отрицать, что испытывает к ней неодолимое влечение.

Сердясь на нее и на себя, а пуще всего — на собственное слабоволие, Брет целовал ее полуоткрытые, дрожащие губы, толкаясь языком, чтобы хоть как-то облегчить свои мучения. Когда Кайла вся открылась для него, он застонал, чувствуя, что сейчас утонет, захлебнется в водовороте желания.

Он раздвинул ей ноги и вошел в нее на сей раз более грубо, чем обычно, не обращая внимания на чуть тревожный вскрик женщины, и быстро достиг разрядки. Затем, чуть устыдившись этого, стал осыпать Кайлу нежными поцелуями, вновь возбуждая ее и себя.

— Сладостная Кайла, — бормотал он, целуя ее в шею в том месте, где билась жилка.

— Брет… — Кайла сунула руку под его рубашку и стала гладить ему спину. — Знаешь, Брет, я не могла себе даже представить, что может быть так сладко… так…

Он остановил поток ее слов, поцеловав в губы, затем, закрыв глаза, стал шептать нежные слова. Дразня и лаская ее груди, живот, разведенные бедра, он вновь подвел ее почти к самому пику наслаждения. Кайла извивалась под ним, лепетала бессвязные слова. И тогда Брет поднял разведенные девичьи ноги и положил себе на плечи. Его пальцы стали терзать ее соски. Затем он наклонил голову и зарылся лицом в золотистый пушок между ног. Кайла стыдливо ахнула и напряглась, однако Брет словно не обратил внимания на этот вскрик. Его язык отыскал заповедную расщелину и погрузился внутрь. Таких сладостных ощущений Кайле еще не доводилось испытывать. Забыв о своих страхах, она устремилась навстречу Брету, извиваясь всем телом, а затем, положив ладони на его затылок, стала прижимать к себе его голову.

— Брет, ах, Брет… — Кайла стонала и всхлипывала, ее выкрики становились все бессвязнее. Удары языка рождали огонь в ее лоне и разносили по всему телу. Она достигла пика наслаждения и содрогнулась. Лишь тогда Брет оторвал голову, приподнялся и снова вошел в нее.

— Помнишь… я говорил… что тебе это понравится, — произнес он в такт привычным движениям тела. Брет был снова близок к разрядке, но создавалось такое впечатление, что он никак не мог насытиться Кайлой. Он брал ее снова и снова до тех пор, пока они не обессилели настолько, что не могли даже пошевелиться.

Кайла лежала с закрытыми глазами, подперев подбородок рукой и улыбаясь слабой, но счастливой улыбкой. Некоторое время Брет рассматривал полог над кроватью, смотрел на тлеющие угли в камине. Конечно, вряд ли какой-нибудь слуга придет, чтобы добавить дров и развести огонь, но Брет медлил с вызовом. Довольно цинично он отметил для себя, что его попытка избавиться от наваждения, можно сказать, провалилась. Кайла по-прежнему занимала его мысли, чувство вины не проходило, и он по-прежнему испытывал к ней непонятное щемящее чувство. Возможно, Годфри был прав. Возможно, в нем говорит совесть.