Обязательно должна быть надежда - Сергей Протасов

Действительно, злополучного «Рейндж-Ровера» не было на месте, более того — его место собирались занять «Жигули».

— Стой! Назад! — на бегу заорал Свекольников, раскинув руки, с одной из которых свисал пакет с термосом. — Я отъезжаю!

— Отъезжай, дорогой, — ответил добродушный бородатый кавказец из «Жигулей». — Зачем так шумишь?

Ни белой БМВ, ни серебристого УАЗа уже не было во дворе.

— Не успел, — сказал себе Свекольников. — Уехали.

Он уперся подбородком в руль. Что теперь делать? Куда ехать? Словно ожидая, что все волшебным образом вернутся на свои места и получится, что не опоздал, он продолжал сидеть, уставившись пустым взглядом в дверь подъезда. Жители продолжали входить и выходить.

Одна малорослая бабушка, одетая в желтоватую дубленку, с большими, как блюдца, пуговицами, и в коричневую меховую шапку, похожая на гигантский гриб боровик, обратила внимание на напряженного мужчину. Особенно выделялись ее выпуклые глаза, увеличенные линзами сантиметровой толщины. Как в деревне, она внимательно вглядывалась в него, не скрывая любопытства. Изучила машину, водителя, подошла поближе, даже заглянула в салон. Роман Сергеевич, поворачивая голову, не отрываясь следил за ее передвижением. Наконец она встала возле водительской двери, в упор посмотрела на него. Их головы оказались практически на одном уровне. Законы вежливости требовали опустить стекло.

— Здравствуйте, — натянуто улыбнулся он.

— Холодрища! — громко сообщила бабушка. — В пятьдесят вторую?

— Почему?

— Говорят, шестьдесят тысяч чистогалом отдал, — без разминки начала она. — Сперва думали, он биосексулист, оказался рубака-парень. Сама-то курасаны ему покупала, сенгвичи всякие. Храмовитая такая, носилася с ним как со списанной торбой.

Бабушка замолчала, ожидая реакции. Роман Сергеевич покивал.

— Дегенератор какой-то. Сейчас уехали на олклюзив, где дути-фри. Полупенсион, говорила, пять хамонов. Вот такой чухардаш. Как думаешь, может быть, там хоть обчешется? — она вопросительно смотрела на Романа Сергеевича. Тот пожал плечами. — И я не знаю, палка-то о двух концов. Согласен?

— Полностью, — уверенно подтвердил Свекольников, несколько удивляясь способности разговорчивой бабушки искажать слова.

— Дело-то выведенного яйца не стоит, — серьезно продолжала она. — А теперь доказывай, что ты не баран. Как говорится, добро пожалуйста! Слишком он, конечно, автолитарный, респентабельный и пиндотичный для нее, — бабушка в свою очередь пожала плечами. — Она думает, он изыбленный ультрамиллиардер, а все ясно как белый перец — вернется, как всегда, не соли нашлебавшись. Гаджики покупала ему, разные риоритеты, а этот — ультиматы клал. Одно слово — лоходром!

— Так ее не будет? — поддержал беседу Свекольников.

— Неделю. А к Зине племянница со своей бадьей нагрянула. Маразум какой-то!

— Из какой квартиры?

— Из сорок девятой. Теперь мемеранды поет, а та ей потыкает. Всё как в бездомную бочку.

Из подъезда вышел парень, смутно похожий на ночного киллера, приходившего в больницу. Парень нес в левой руке папку с бумагами, правая его рука, как пришитая, прижималась к туловищу и уходила в карман.

— Кто это? — спросил Свекольников бабушку и кивнул в сторону удаляющегося парня. — Местный?

Огромными водянистыми глазами она посмотрела в сторону дома.

— Кого?

Парень успел скрыться за поворотом.

— Я поеду. До свидания, бабушка, — сказал Роман Сергеевич и поднял стекло.

Последнее что он услышал, было:

— Вся бадья у нее развалится, поверь мне. Я там днюла-ночула, а теперь не нужна. Мы поругались, я ей все сказала, что думаю. Она не идет на компромат. Ничего, не такие дела заваливали.

«В самом деле — холодрища, — подумал он, поворачивая за дом, прочь от привязчивой бабушки. — Даже еще хуже».

* * *

Парень стоял на остановке и курил, Свекольников остановился метрах в пятидесяти. Парень махнул папкой, проезжающей маршрутке с номером «4Б», на стекле которой изнутри была закреплена табличка «4-й микрорайон — Никольское кладбище». Оглянувшись, он забрался внутрь. «Газель» поехала, Роман Сергеевич тронулся следом. «Туда тебе и дорога», — подумал он. Минут через пятнадцать парень вышел и зашагал вглубь дворов.

Ряды пятиэтажек, заваленные снегом дворики, детские площадки, узкие скользкие тропинки… Парень шел медленно, тяжело дышал, как больной. Роман Сергеевич покинул машину и преследовал его, стараясь не потерять из виду. Он напоминал сам себе собаку, взявшую след. Возле одного из домов парень остановился, закурил и кому-то позвонил. Свекольников скрылся за углом дома, притворяясь, что читает объявления о сдаче/найме жилья. Объект закончил говорить и медленно пошел вдоль дома, остановился возле одной из технических дверей, дверь открылась, он скрылся за ней. Роман Сергеевич осторожно приблизился к двери и прочел на стене рядом вывеску: «Нотариус Пикуло Б. А., часы работы в будние дни: пн. — пт. — 9:00–18:00, сб., вс. — выходной». Внезапно дверь открылась, показалась голова охранника в форменной одежде.

— Вам чего?

— Не работает?

— Написано же. Приходите завтра с девяти до шести. Всё?

— Спасибо. С праздником вас! — сказал Роман Сергеевич захлопнувшейся двери.

Он поспешил прочь, попутно отметив, что к двери вели только две цепочки следов, его самого и парня. Отошел на почтительное расстояние и обернулся. Прямо в лицо, сквозь редкий снежок, смотрело хмурое вытянутое рыло телекамеры. Снова придав походке признаки развязности, он продолжил путь вглубь двора, чтобы подкрасться с другой стороны и продолжить слежку. Обходя дом, он придумал вариант получше. Вскочил в подъезд соседнего дома, поднялся на последний этаж и выглянул в окно. Место давало отличный обзор, дверь нотариуса идеально просматривалась. На площадке работали горячие батареи, захотелось присесть, он занял подоконник. Через некоторое время захотелось прилечь.

Где-то вверху он услышал тихое мяуканье. Покрутил головой. На верхней ступеньке железной лестницы, ведущей на чердак, сидел маленький серый котенок и смотрел на Романа Сергеевича. Зверек снова мяукнул, показав бледно-розовое нёбо и крошечные белые зубы.

— Не можешь слезть? — догадался Свекольников. — А как ты туда забрался?

Котенок ничего не объяснял, видимо полагая, что большой человек сам догадается.

— Сейчас я тебя спасу, малыш.

Роман Сергеевич взял теплое меховое существо и перенес на подоконник. Попробовал погладить, но почувствовал, что может нечаянно сломать тонкие внутренние косточки. Ничтожный организм мелко дрожал.

— Ты не бойся меня, я тебе плохого не сделаю, — максимально нежно говорил человек. — Ты давно родился? Где живешь, где твои мама и папа? Может быть, ты кушать хочешь? Понимаешь, у меня с собой ничего нет. В машине бутерброды остались и кофе. Как ты относишься к вареной колбасе? Хлеб не предлагаю, наверное, маленьким котятам хлеб нельзя, кофе тем более, он крепкий, для сердца вредно. Если ты сейчас свободен, можем пойти вместе. Я тут одного нехорошего дядю караулю, — вдруг вспомнил он. — Закончу с ним и вернусь в машину. Если хочешь, возьму тебя с собой. Как тебя зовут? Забыл? Если не возражаешь, будем звать тебя Иннокентий.