Вкус пепла - Станислав Рем

– Но-но, мой пистоль сделал наш брат, рабочий. На станке.

– Правильно. Но придумал-то его не он, а интеллигент. Инженер. И дома, что стоят вокруг нас, спроектировали интеллигенты, архитекторы. Да, сделали, построили их рабочие, но придумала интеллигенция! Корабли, на которых вы плавали…

– Ходил.

– Простите, что?

– На кораблях не плавают, а ходят, – недовольно уточнил Доронин.

– Даже так? – удивился старик. – А я не знал. Но от этого суть не меняется. Так вот, те корабли тоже построили рабочие, но спроектировали их инженеры. Опять-таки интеллигенция.

– Вас послушать, так, получается, рабочий человек без этих ваших… Никуда. Ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз. Дурачок он, по-вашему, получается. Куда поведут, туда и пойдет?

Доронин поморщился: «Нет, все-таки прав Попов: сатрап он и есть сатрап, своих выгораживает».

– Я ничего подобного не говорил и не имел в виду. Однако без интеллигенции нет ни настоящего, ни будущего. Они – творцы. И вы в этом скоро сами убедитесь.

– Хитро! Выходит, без вашего брата наш брат, пролетарий, ничего сделать не в состоянии? Ну, предположим, маузер – понимаю. А что еще придумали эти самые… патриции? Ну, окромя домов?

Озеровский не заметил хитрости в голосе чекиста.

– Многое. Аэропланы. Паровозы. Телескопы. Синематограф. Книги. Романы. Стихи.

– Во-во, – тут же едко оборвал следователя Демьян Федорович: таки сумел поддеть старика. – Не в бровь, а в глаз. Патриций-то наш, что Соломоновича грохнул, тоже стишками баловался. Ихтелигент хренов. – И, тяжело вздохнув, Демьян добавил: – А вы говорите, будто не от них енто педерячество исходит. То-то, сосед мой, техник с депо, тоже себя инженером называет, а рожа бабья. Теперь понятно, от чего у него голос писклявый. Ладно, – неожиданно оборвал спор матрос, – ну их к лешему, всех этих… Куда едем?

* * *

Бокий «принял» полковника в дежурной комнате. Расписавшись в «арестантской книге», Глеб Иванович указал заключенному в сторону лестницы: мол, прошу, и первым принялся подниматься по ступенькам. Олег Владимирович последовал за чекистом. Замыкал шествие Попов с заряженной винтовкой наперевес.

«Странно, – размышлял по пути Белый, – почему Бокий лично пришел за мной? Раньше подобного не было. Что-то произошло. Но что? А если это последний жест представителя власти – проводить смертника к месту казни? – Полковник с силой сцепил спрятанные за спину руки в замок. – Черт, с чего это тебя вдруг стала так беспокоить собственная жизнь? Или трусишь? Одно дело – бравада перед мальчишкой и совсем иное – встать к стенке через несколько минут? Так, что ли? Нет, не так. Что же тогда? Бокий. – Пальцы рук сжались сильнее. – Да, все этот проклятый чекист. Заставил его забыться. Втянул в свою игру. И, что греха таить, его действительно заинтересовало дело студента. Ай да Глеб Иванович, до чего хитер, сукин сын. Но все-таки куда ведут?»

Расстрельные камеры находятся в подвале, а они миновали коридор, соединяющий здание тюрьмы с главным помещением, снова поднимаются наверх.

На лестничной площадке Бокий неожиданно спросил:

– Ну как, получилось что-то узнать?

– Ваши подозрения обоснованны. Он именно тот, что вы думаете.

– Понятно, – как-то странно бесцветно выдохнул Глеб Иванович, что удивило Белого. «Зачем, если это не имеет никакого значения, было просить?»

«Знакомый коридор. Знакомые двери кабинета Бокия виднеются вдали. На допрос, что ли? Тогда почему просто не прислал конвоира? Зачем сам пришел? Решил прогуляться? Засиделся в кабинете…»

Глеб Иванович сделал шаг в сторону, пропуская идущих навстречу, несших папки с делами двух чекистов. Перед взором Белого на миг открылось коридорное пространство. И этого мига оказалось достаточно, чтобы он оторопел. Сердце Белого захолонуло. Перед кабинетом Бокия, на стуле, он увидел до боли знакомую юношескую фигуру в кожаной куртке.

«Саша?! – боль моментально сдавила виски, озноб, пробежав по спине, ударил в ноги. – Не может быть! Нет, нет, этого не может быть! Я схожу с ума? Откуда здесь быть Саше? Саша умер год назад. Но почему я его вижу? Или…»

Бокий снова ступил на ковровую дорожку. Белый последовал его примеру, слегка уйдя вправо, чтобы можно было из-за его плеча рассмотреть молодого человека. «Прическа? Его. Прямые волосы, пробор, как он любил, с левой стороны. Скулы… Скулы не его: крепкие, литые. А ямочка на подбородке? Есть! Руки… Руки с длинными, тонкими пальцами. Неужели жив?»

Сердце заколотилось в грудной клетке.

Белый сбился с шага. Конвоир слегка ударил прикладом винтовки по спине:

– Не балуй, ваше благородие.

Олег Владимирович тут же наклонил голову, спрятался за спину чекиста.

«Но что он здесь делает? Арестовали? Не похоже. Сидит в коридоре, спокоен. Опять же кожаная куртка. Неужели Сашка, мой Сашка – чекист? Я его не видел больше года. За такое время черт-те что могло произойти! Но как он мог стать чекистом? Неужели у них там, в ЧК, не споткнулись о фамилию?»

Группа неспешно приближалась к расположившейся на стульях группе молодых людей.

– Мичурин! – Олег Владимирович вздрогнул. Знакомую, столь дорогую фамилию произнес один из сидевших у стены. – Не в службу: сгоноши водички!

«Чекист! – теперь не оставалось никаких сомнений. Олега Владимировича охватила радость. – Взял фамилию Полины. Молодец! Сообразил! Господи, – взмолился полковник, – только бы Санька меня не узнал! Помоги! Сделай так, чтобы отвернулся! Пусть отвернется! Пусть уйдет! Пусть пойдет искать воду, черта, дьявола, но только не смотрит на меня! Узнает – ничто его не спасет!»

Когда до чекистов оставалось несколько шагов, Саша, будто услышав мольбу отца, поднялся, стянул с себя куртку, повернулся спиной к Бокию и Белому, принялся пристраивать на стуле кожанку, чтобы потом спуститься на первый этаж, за водой. Олег Владимирович с трудом перевел дыхание. Пронесло…

Первое, что отметил Глеб Иванович, войдя в кабинет, было то, что руки у Феликса Эдмундовича перестали дрожать. «Приступ прошел, – с сочувствием догадался Бокий. – Либо сам успокоился, либо, что скорее всего, принял лекарство».

О нервных взрывах Дзержинского чекист знал не понаслышке. Сам неоднократно становился свидетелем его резких, неожиданных вспышек. Что, впрочем, вовсе не отталкивало от общения с Феликсом. Даже наоборот. Потому как понимал: сию тяжкую хворь Феликс приобрел в сырых тюремных казематах и на каторге.

Дзержинский тем временем внимательно всматривался в лицо Олега Владимировича. Узкие щели глаз чекиста исторгали любопытство. Белый ответил тем же. Перестрелка взглядами затянулась. Первым не выдержал Феликс Эдмундович.

– Прошу! – Рука руководителя ВЧК указала на стул. – Располагайтесь. – Феликс Эдмундович представился, после чего продолжил: – Признаться, никак не ожидал увидеть в живых одного из членов комиссии Батюшина.