Черная кость - Анжела Марсонс

Несколько мгновений та не шевелила рукой и ничего не говорила. А когда заговорила, инспектор услышала, как у нее сел голос:

– Рано или поздно тебе придется.

Стоун отвернулась, думая, что Сал, возможно, права.

Но она никак не могла избавиться от одного воспоминания. Приемная семья номер три. Нельсоны. У мистера Нельсона был свой бизнес по торговле скобяными товарами, а миссис Нельсон иногда подрабатывала разносчицей еды в школе. Социальные работники были вне себя от восторга, когда пара согласилась одновременно взять и девятилетку, и одиннадцатилетку. Тогда Ким и Сал первый и последний раз оказались в одной приемной семье.

Каждое субботнее утро мистер Нельсон отправлялся в свой магазин, чтобы прибраться и провести инвентаризацию. В первую субботу он взял с собой Сал. По возвращении та была необычно тиха и задумчива, но не сказала ни слова. На следующей неделе мистер Нельсон сказал Ким, что теперь ее очередь. Но Сал мгновенно выскочила вперед и сказала, что ей хочется еще. И так продолжалось каждую субботу.

Тогда Ким ничего не понимала, но позже до нее дошло, что происходило в скобяной лавке по утрам в субботу и от чего Сал ее избавила…

Инспектор вновь мысленно вернулась к женщине, лежащей на больничной койке из-за того, что еще раз попыталась помочь ей.

Нет, она еще не готова сдаться. По крайней мере, не сейчас.

Доусон припарковался за серебристой «Корсой» и тяжело вздохнул.

Было почти одиннадцать вечера, а из дома он вышел в семь утра. Если Элисон еще не спит, то они опять поссорятся. Он подумывал о том, чтобы сказать ей правду, но она все равно не поймет. Вспомнив расхожую фразу «Моя жена/невеста/подруга меня не понимает», Кевин покачал головой. В данном случае прямо в точку.

Элисон холодно говорила с ним по телефону, когда он позвонил, чтобы объяснить, что ему опять придется задержаться на работе. Напряженный голос был подтверждением того, что она ему не верит. И, в общем, Элисон была права. Стейси ушла несколько часов назад.

Иногда она вообще не спорила с ним. Просто молчала. Такие ночи были хуже, чем самые решительные ссоры.

Кевин знал, что Элисон устает. И что Шарлотта не дает ей ни минуты покоя – вот только вчера она вставила красный карандаш себе в ухо и сказала, что это олений рог. Он знал, что к семи часам вечера Элисон полностью выматывается и почти ничего вокруг себя не видит. Как раз в это время ему бы надо было появляться дома и помогать ей…

Кевин глубоко вздохнул, собрался с духом и вошел в дом. Включив свет, он увидел две вещи. Стол со свечами, накрытый на двоих, и подушку с одеялом на софе.

– А я думала, что ты шутишь, – негромко произнесла Элисон.

Черт побери, она ждала его, сидя в темноте.

– Я и вправду думала, что ты вот-вот появишься и удивишь меня.

На своей стороне стола Кевин заметил коробку с логотипом «Даниэль Веллингтон»[61]. Несколько недель назад он упомянул о классических серебряных часах «Дарем» их производства.

– Я думала, что ты ни за что не забудешь, что сегодня четырехлетие нашей встречи, Кевин. – Элисон встала. – Как видно, я ошиблась.

Он не мог видеть боли, которая заполняла ее глаза. После всех этих ночей, споров и периодов горького безмолвия она все-таки купила ему подарок, о котором он мечтал. И она права. Он даже не вспомнил.

– А это что? – поинтересовался Кевин, усаживаясь рядом с подушкой.

– Твоя постель на сегодня, – ответила Элисон, опершись на дверной косяк.

Он наконец-то взглянул на нее и увидел на ее лице боль и осуждение.

Отвернувшись, Доусон снял пиджак. Говорить было нечего.

– Я не знаю, что там у тебя в голове, но ты точно не ляжешь с этим в одну постель со мной. – Ее слова напоминали плевки.

Кевин развязал галстук и бросил его на спинку софы.

Элисон ждала, пока между ними не вырастет стена молчания. Она знала, что Кевин может быть таким же упрямым, как и она.

Но сегодня он просто не решался заговорить.

– Ты понимаешь, что мы с тобой приближаемся к точке невозврата, да?

Доусон смотрел в пол, не имея сил встретиться с ее прожигающим насквозь взглядом. Впервые он задумался о том, стоит ли всего этого причина его обмана, и решил, что да, стоит.

– Ты – себялюбивый негодяй, Кевин Доусон, – произнесла Элисон, направляясь к лестнице.

«Да, в этом нет никакого сомнения», – подумал он, укладываясь спать.

Ким встала за «Астрой» Брайанта, которая была припаркована перед зданием крематория на Поук-лейн в Роули-Ригз. В левом верхнем углу кладбища стояла желтая землеройная машина, освещенная переносными прожекторами и окруженная людьми в белых одеждах. Ким послала воздушный поцелуй вправо от себя, в надежде что он долетит до ее брата-близнеца Мики.

Пока она шла по узкой дороге, под ногами у нее крошилась замерзшая каша из грязи и выпавшего снега. Только один из входов на кладбище был открыт и охранялся констеблем полиции.

Столбик термометра замер на отметке −1 °C, но ожидалось, что к двум часам утра температура понизится до −3 °C.

– Все здесь? – спросила Ким у подошедшего Брайанта.

Все присутствовавшие уже надели защитные костюмы и маски. Сержант протянул ей последний комплект. Было ясно, что людей представили друг другу до того, как она подъехала, так что сейчас Брайант повторял всё только для нее.

– Могильщик, охрана окружающей среды, распорядитель похорон и его помощник, управляющий крематорием, фотограф, судмедэксперт и полиция, – закончил он, указав на Китса и на них двоих.

Последнее было лишним, подумала Ким, надевая белый комбинезон.

– И Китс уже ворчал по поводу твоего опоздания, – добавил Брайант.

Инспектор пожала плечами. С того момента, как она видела своего коллегу в последний раз, произошло очень много чего.

– Вы готовы? – коротко спросил ее патологоанатом.

Стоун кивнула и надела на лицо маску.

Китс велел всем отойти в сторону, а могильщик забрался в землеройку производства фирмы «Джей-си-би»[62]. Могила была отмечена вешками, но никакого надгробного камня на ней установить еще не успели. Со дня погребения прошло всего десять дней. К ней подошел фотограф и сделал фото.

Инспектор тоже подошла поближе – ее внимание привлекла тропка, которая проходила позади покрытого дерном участка. Когда машина заработала, она нахмурилась, а затем крикнула, поднимая руку: