Спасатели Веера - Василий Головачев

Проводник вытянул вперед длинную лапу с пятью толстыми пальцами без когтей и ногтей и едва не коснулся плеча Никиты, но тот увернулся, едва не свалившись на каменистую поверхность ущелья. Проводник опустил лапу.

— Второй вариант — Путь. Но вы забыли цель. Просто любопытному на Пути делать нечего. И если вы все-таки решите продолжать Путь, вам придется во многом себя ограничить. И учтите: моя помощь — последний подарок Пути, дальше вам придется идти одним, используя лишь свои силы, интуицию и упорство. Правда, — создалось впечатление, что Проводник улыбается, — совсем без помощи вы не останетесь, ведь у вас есть эрцхаор и хохха.

Никита невольно взглянул на перстень индикатора «полезности».

— И Весть, — добавил Проводник. — Итак, что вы решаете?

— Нам нужно отдохнуть, — сказал Такэда.

Сухов вздернул голову, сжав губы так, что они побелели.

— Нет! Мы идем. Разрешите лишь два вопроса и… не удивляйтесь, хорошо? Мое личное оружие… что оно из себя представляет?

— Меч. — Проводник, наверное, все равно удивился, но тактично не подал виду. — Это меч Святогора, былинного богатыря… существовавшего тем не менее в другом хроне. Святогор — ваша инкарнация в одном из Миров Веера, ветоши ваших предков параллельны. Вы не знали?

— Н-нет…

— Странно, у вас же есть хохха… свисток, который «свистит» в любой хрон.

Такэда достал хрустальную бабочку хронорации.

— Наверное, я просто не умею владеть ею.

— Я научу.

— Второй вопрос. — Никита покраснел, отводя глаза, потом побледнел. — У меня… моя подруга, Ксения… она исчезла… Если верить Хуббату, он не получал задания захватить ее. Вы не знаете, где она?

— Не знаю. Но повторяю, у вас есть хохха, система связи и доставки информации, воспользуйтесь ею.

Сухов сделал движение к руке Такэды, в которой сверкал портсигар рации, но с видимым усилием остановил свой порыв. Потом, побледнев еще больше, упал с полки. Толя нагнулся к нему, пошлепал по щекам, пояснил застывшему Проводнику:

— Обморок. Переутомился. Может быть, мы отдохнем у вас какое-то время?

— Вам нельзя здесь долго оставаться; Хуббат быстро вычислит, из какого хрона пришла помощь. Я воспользовался парализующей Черной Паутиной, которая создается только на Элитейе, в соседнем мире.

— Но ему нужен отдых, хотя бы час-два, а потом мы уйдем.

Проводник махнул рукой-лапой.

— Хорошо, семь бед — один ответ.

— О! — Удивленный Такэда разогнулся; Сухов уже приходил в себя. — Вы очень хорошо знаете земные пословицы и язык.

— Не я — лингвер, толмач то есть, киб-переводчик. Я представитель цивилизации, опирающейся на совершенные технологии и запас научных знаний. Человеческая цивилизация достигнет этих высот не скоро. Если достигнет, конечно.

— А как вы… простите… значит, вы не человек? Это ваш настоящий облик или скафандр?

Передняя часть бугра головы Проводника вдруг стала полупрозрачной и исчезла совсем. На людей взглянуло темно-серое, обрамленное седыми или, скорее, серебристыми волосами — ежик на голове, бакенбарды — по щекам, — смышленое личико с огромными, бездонно-черными, выпуклыми глазами, с красными пухлыми губками и носом обезьяны-гамадрила. Губы шевельнулись, произнося фразу тонким голоском, и тут же раздался прежний голос — машины-переводчика:

— Надеюсь, я вас не разочаровал?

— Лемуры! — пробормотал Такэда.

— Совершенно верно, представитель лемурообразных разумных. Чешуя на мне — скафандр, выгляжу я несколько иначе. Ваш товарищ может идти? Нельзя терять времени.

Толя спохватился, помог бормочущему извинения Сухову встать.

Проводник без слов поковылял вперед, беглецы поплелись следом, каждый со своими переживаниями, но с одинаковым чувством ожидания чудес.

Темпорал, или станция хроносдвига, на Аримойе, двойнике Земли, пряталась в одном из скальных массивов, торчащих, как разрушенные замки, по всей громадной площади рега — пустынной равнины, покрытой крупным и мелким гравием. Цвета на равнине преобладали зеленоватые, тускло-желтые, серые, коричневатые: ни одного яркого, насыщенного, спектрально-чистого — все полутона, оттенки.

В зеленовато-жемчужном небе парили облака черных точек — то ли стаи птиц, то ли тучи насекомых. И больше ничего. Будто мир этот был пуст, не обжит разумными существами, не знал ни самолетов, ни ракет, ни другой техники.

Выйдя из незаметной издали щели в стене скал, они остановились, гадая, куда идти. Проводника нигде не было видно. Однако стоило им сделать несколько неуверенных шагов по скрипучему гравию равнины, как огромный валун неподалеку, сросшийся одним боком со скалой, вдруг потек, меняя форму, засиял перламутром, — будто покрытый пленкой жидких кристаллов, превратился в удивительно красивый аппарат, вылизанный по строгим формулам обтекаемости и эстетики. В нем протаяло отверстие, и показавшийся изнутри Проводник подозвал нетерпеливым жестом беглецов.

Внутри аппарата властвовали запахи озона и неведомых трав. Кресла сами подстроились под форму тел седоков, хотя сделали это на пределе возможностей, рассчитанные по формулам своих конструкторов под другие формы и объемы. Однако надежды пассажиров на созерцание природы Аримойи с высоты птичьего полета не сбылись: аппарат подпрыгнул вверх сразу на десяток метров — причем люди не испытали никаких ощущений, в том числе и удара ускорения, — застыл на мгновение и… проявился уже в другом месте, на фоне иного пейзажа, над городом Проводника. Никита вспомнил наконец его имя — Истуутука. Во все глаза танцор смотрел на панораму города, созданного разумными лемурами.

Ни одного здания выше двух этажей! Ни одного здания прямоугольной формы — мягкие линии, округлые, подчиненные геометрии парабол, гипербол, овалов, винтовых поверхностей. Здания переходили друг в друга, создавая удивительную вязь конструкций, вписанных в рельеф с невиданным мастерством. Лишь одна из этих конструкций возвышалась над всеми, не жилое здание и не технологический центр — скульптура, могущая служить памятником Сальвадору Дали: гигантская голова лемура, образованная висящими в воздухе без видимых опор брусьями, полосами, каплевидными натеками и шарами. Издали она смотрелась своеобразно, создавая впечатление ажурной легкости и мощи одновременно.

Цвета в городе царили палево-голубые, шафрановые, зеленовато-малахитовые и белые, с матовым, не режущим глаз блеском. И еще гости отметили отсутствие каких-либо живых существ между зданиями — улиц как таковых не было — и вообще какого-либо движения. Город словно вымер, лишь изредка над каким-нибудь зданием проявлялась капля аппарата, наподобие перенесшего их сюда, и тут же исчезла.

Проводник счел знакомство гостей с городом законченным, и аппарат провалился куда-то в желтовато-розовый полумрак, не то подвал-гараж, не то прямо внутрь дома. Открыл двери. Пассажиры вышли на гладкий, отливающий желтизной пол, напрягая зрение, чтобы разглядеть помещение. Видимо, для хозяина света хватало, хотя по человеческим меркам освещение соответствовало скорее интимной обстановке ресторана Земли. Чмокая плоскими подошвами, словно присосками, Проводник повел их за собой.