Иван Грозный. Конец крымской орды - Александр Тамоников

– Это можно, проголодались.

Ужинали они в доме Губана, где им все было знакомо. Там же воеводы и заночевали.

С рассветом рать пошла дальше. За полдень воины миновали Гадюкин овраг, где побили крымчаков, и оказались у самой деревни.

Разъезды сразу заметили дружину, сообщили голове. Тот с десятком лучников вышел к воротам. При разгроме крымчаков опричники Колчинку обошли, посему воеводы не знали никого на деревне.

Они подъехали к воротам, и станичный голова потребовал у них грамоту.

Василий передал ему документ.

Голова прочитал его и с радостью воскликнул:

– Так вы, значит, к нам на помощь?

– Да, – ответил Бордак. – Но ты, голова, хоть назвался бы.

– Да, конечно, Егор Лебедь. А это помощник мой Семен Земнов. Станица имеет пять десятков, в них пищальники, лучники, разъезды и охрана деревни.

– Теперь у вас еще три десятка будет и наряд малый. Ты, Егор, вычитал в грамоте, что начальство над всей обороной деревни и Колчина брода возложено на князя Парфенова?

– Само собой. Так и должно быть. Коли князь – воевода дружины, то он и главный.

Михайло подозвал старшего наряда Осипца и распорядился:

– Оставь тут, Иван, пять пушек с пушкарями, порохом и ядрами.

– Слушаюсь, боярин! Захар Бобров останется.

– Делай! – Бордак повернулся к Парфенову. – Забери, Василь, полтора десятка пищалей, пять бочонков пороха, столько же пуль, часть обоза и размещайся тут. Я поведу дружину в Ванькино, к Петру Сухому. На нас будет Рудов перелаз. Сперва укрепления соорудим, потом соединимся.

– Понял, Михайло. Разберусь тут, обустрою дружину, приеду.

– Давай, тут езды нет ничего, пять верст.

Бордак повел людей к Ванькино.

Там уже знали о возвращении опричного отряда.

Станичный голова Сухой встретил гостей и заявил:

– Не ждали мы, что вы обратно из Калуги придете.

– Таков наказ воеводы передового полка, – сказал Бордак.

– Слыхал я, что три десятка людей и пушки оставил ты, боярин, в Колчинке.

– Так оно и было. Дали в Калуге три десятка, наряд, обоз отдельный, наказали держать Колчин брод и Рудов перелаз. Вот грамота.

– На что она мне? Я же знаю тебя, боярин.

– Там прописано, что теперь я начальствую и над дружиной, и над всеми твоими разъездами и мужиками, да и над тобой.

– Я только рад. Ты человек служилый, боярин, тебе и начальствовать.

– Ты знаешь, какие заграждения Толстой за рекой сделал?

– Да, волчьи ямы.

– Тут можно такие же устроить?

– Да можно, только не по всему берегу.

– Это понятно. Ладно, обсудим. Надо дружину размещать.

Сухой повернулся к Кабуде и распорядился:

– Иван, займись!

Дружинники и пушкари устроились в пустых избах. Пушки, пищали, порох, ядра и пули покуда схоронили в сарае, у которого выставили охрану из местных.

На сегодня был объявлен отдых. Приступить к работам по укреплению деревни и Рудова перелаза Бордак решил начать завтра с утра.

С рассветом станичный голова и воевода вывели людей на работы. Те принялись копать ямы, сыпать землю на телеги, одновременно подбирали камни-голыши, которые можно использовать как дроб для пушек.

Бордак с Сухим отошли от Ванькино в сторону Колчинки, там осмотрели противоположный берег.

– Здесь начнем отсыпать вал и класть внизу срубленные деревья с заостренными концами веток. Через версту посадишь десяток. Далее так же до встречи с отрядами князя Парфенова, – сказал боярин.

Сухой кивнул.

– Я понял, воевода. А село кто защищать будет?

– Тут встанут мой десяток, столько же твоих лучников и две пушки с прислугой. Вдоль берега надо устроить частокол, лодки и плоты убрать.

– Может, пока повременить? А то мужикам и не порыбачить, а надо запасы делать. Никто не знает, сколько мы здесь стоять будем. Да и семьям, которые в лес отправим, еда нужна.

Бордак согласился с этим.

Они прошли до Рудова перелаза.

– Тут разместим два десятка дружины, их вооружим пищалями. Здесь же три пушки выставим, – проговорил боярин.

– Понял.

– Между перелазом и селением засека, валы, где-то колья заостренные, торчащие в сторону реки. Два своих оставшихся десятка подведешь ближе к перелазу, но так, чтобы они могли быстро уйти в другие места.

Как только светило ушло за горизонт, в Ванькино приехал князь Парфенов и отыскал Бордака у реки.

– Василь! – воскликнул воевода первой дружины. – Я тебя сегодня уже не ждал.

– Да, непривычно как-то порознь. Мы ведь на выходах всегда вместе были.

– Что у тебя?

– Народ работает, заставлять никого не надо, все сами разумеют, для чего трудятся. Бабы наравне с мужиками.

– У меня так же. Для одного дня сделали довольно. Пойдем в дом к голове, там и поговорим. Ты до утра останешься?

– Нет, нельзя. Мне надо быть в Колчинке.

– Ладно. Но к голове пойдем.

Воеводы проехали во двор Сухого, поднялись в горницу, где отдыхал хозяин.

Тот радостно встретил Парфенова.

– Приветствую тебя, князь!

– И я тебя, Петр.

– Народ весьма доволен тем, что не оставили вы нас наедине с крымчаками.

– Мы-то что, – ответил Парфенов. – Береговую линию прикрывают целые полки. Это тысячи ратников.

– Ну и слава Богу. Глядишь, обойдемся. – Сухой позвал жену.

Та принесла вареную курицу, пироги.

Вино пить воевода и голова не стали, довольствовались квасом.

Бордак вытер усы и бороду, дождался, пока жена головы уберет со стола и уйдет, потом сказал:

– Одно худо у нас, Василь.

Сухой не без удивления посмотрел на воеводу. Он считал, что все в порядке.

– Голышей у берега мало, а они нужны для дроба.

– Из-за этого не волнуйся. У нас их полно. Накажу станичному голове, пошлет телеги три. Этого хватит?

– Можно и больше. Мы же не знаем, как долго будем оборонять берег и переправы.

Парфенов кивнул.

– Хорошо, будем отправлять по телеге в день. Станет довольно, возчику скажешь.

– Договорились.

На улице стемнело.

Парфенов встал, перекрестился на образа.

– Пора и честь знать.