Стекло и дерево - Сергей Буянов

– Обязательно, я уже записал её данные. Так, что вас интересует, Карина Львовна?

– Когда вы её выпишите?

– Когда улучшится состояние, конечно.

– А это долго?

– Боюсь, – Васильчиков улыбнулся, покачивая головой из стороны в сторону, – пока наш разговор – беспредметный.

– Да, я понимаю, вы же ещё ее не видели. Но скажите, хотя бы приблизительно, через какое время вы выписываете человека?

– Она где-то учится?

– Да.

– Советую вам оформить академический отпуск.

– Зачем? – Карину Львовну словно кипятком ошпарило. – Так долго она будет лежать?

– Нет! Вовсе нет, для чего так переживать? Просто, после перенесённого стресса ей необходимо отдохнуть от нагрузок, в особенности – от интеллектуальных.

– А вы можете её посмотреть и сразу выписать? – осмелилась Карина Львовна задать ключевой вопрос.

– Вряд ли, вряд ли. Такие состояния сразу не проходят!

– Но ведь, вы ещё ничего не знаете о её состоянии!

– Наши врачи, поверьте мне, ни за что не положат в стационар человека, который может обойтись без госпитализации.

– И как долго у вас лежать?

– По-разному, каждый человек – индивидуален.

– Так, она может лежать тут годами?

– Ну что вы, что вы! – даже возмутился профессор. – У неё, ведь, это в первый раз?

– В первый, – безжизненно ответила Липутина. Значит, бывает и второй, и третий, и так далее. Множество, стремящееся в бесконечность.

– Вот видите? – успокоил профессор. – Это значит – у вашей дочери очень хорошие шансы на полное излечение!

– Я хоть могу её увидеть?

– Конечно, Карина Львовна! А когда дело идёт на поправку – мы отпускаем больных домой, на выходные дни. Смотрим за состоянием, оцениваем влияние на них перемены обстановки, а затем выписываем.

– Но, ведь, лежать у вас – клеймо на все жизнь!

– Что вы, что вы?! Наша больница – ничем не хуже других.

– И всё-таки, это не терапия, правда, Егор Степанович?

– Терапия, – улыбнулся профессор, – лечит тело, но мы врачуем душу. Вот и вся разница. И знаете, к нам может попасть каждый!

Карина Львовна вернулась к реальности и сообразила, с кем она разговаривает. Липутиной показалось, что ею допущено достаточно вольностей, и профессор сделал соответствующие выводы.

Васильчиков решил отправиться на обед и, пообещав непременно осмотреть дочку Эвелину, извинился и мягко выпроводил Липутину из кабинета. Вслед за ней, вышел и сам.

У крыльца его поджидала Карина Львовна.

– Егор Степанович, а скажите мне, пожалуйста, что вот это значит? – Карина Львовна повторила жест санитарки из отделения.

– Это? А кто так делает?

– Санитарка.

– A-а! Это она показала, что не время посещений.

– Когда же время?

– Поначалу вам необходима беседа с врачом, для этого нужно показать вот так! – Васильчиков ткнул дважды кверху пальцем.

– Спасибо, поняла. Так я могу быть спокойна?

– Разумеется! Все больные работников кафедры осматриваются мною лично! До свидания!

Карина Львовна, попрощавшись с профессором, поняла ситуацию, приняла её, но не смирилась. Понятно, кто-то виноват в свалившихся на её голову бедах! Она сама? Отчасти. Алик? Такой милейший молодой человек, вряд ли. Кудрина? Теперь уже нет. Врач гинеколог! Ка эм эн! Нет, она сделала всё, что могла, оставаясь самой собой. Как она наорала на фельдшера по телефону? Есть в ней что-то властное. Но кто ещё, так или иначе, приложил руку к происшедшему?

Гульнара Мухтаровна! Вот кто во всём виноват! Во-первых, она сразу же начала вымогать взятку, во-вторых, выдала себя за врача, да ещё за ка эм эн! Затем она полезла к Лине с физическим воздействием! Грубые санитары психушки обращались с дочкой более человечно! Наконец, акушерка обнаглела донельзя и потребовала деньги за ущерб! В присутствии врача! Видите ли, у неё ваза разбилась! Это ещё хорошо, что ей Карина Львовна попалась, а другая бы безропотно отдала деньги, и эта вымогательница потребовала бы ещё!

Когда выявился виноватый, стало легче на душе. Липутина привыкла к энергичным действиям. В голове Карины Львовны наметился план, осталось обдумать некоторые детали.

Владимир уже не чувствовал себя идиотом, он внутренне давно подготовился к такому ходу событий. В торжественной обстановке, в присутствии всех участников процесса, Иванов вручил огромный букет жёлтых роз народному судье. Все зааплодировали и распили бутылку Шампанского. Процесс века закончился благополучно для всех заинтересованных сторон!

Всё-таки чудесно знать несколько языков! Человек, не желающий из тупого упрямства изучить хоть один (хотя бы свой родной) – нищий! Для Виктории не существовало такого понятия, как неспособность к обучению языкам. Это просто оправдание собственной лени! Читать в переводе? Ужас! Она много раз сравнивала оригинальный текст с переводным и находила целую массу несоответствий. Даже если переводчик крайне талантлив и не интерпретирует по-своему мысль автора, всё равно в любом тексте чувствуется некий налёт личности переводчика. А это совершенно иначе воспринимается читателем! Сидорова заказывала себе иностранные тексты любой сложности и выискивала, по крупинкам, необходимую информацию.

Она, как и обещала, позвонила Владимиру ровно через трое суток после их разговора. Он доложил, что в основном подготовил, доказал детали, но никак не может ухватить всю картину в целом.

– Вольдемар! Это же очень просто!

– Если так просто, что же ты сама не сделаешь?

– О! Мы ещё обижаемся! У вас-математиков, есть понятие – член? – Ты это о ком?

– Член – многочлен! Усёк?

– Ты хочешь сказать?

– Хочу! Мало того, говорю! Прямо и без глупеньких намёков! Расщепление – вот ключевое слово!

– Знаешь, Вика, в этом есть смысл! Определённо, есть!

– Давай, тащи свои выкладки! Пора уже запускать в прессу.

– Хорошо. А как там Рим?

– Страдает.

– Как? При живой-то супруге?

– Он возится с больными и, похоже, ничего не получается. Переживает фазу плато.

– Сильно?

– Очень, он почти в отчаянии, считает, что всё пошло прахом.

– А ты, что?

– Я? Что могу? Говорю, что исключение лишь подтверждает правило!

– Слушает?

– Уверен, что у него не может быть никаких исключений! Ты поговоришь с ним?

Владимир пообещал.