Стрелок. Путь на Балканы - Иван Оченков

— Ну-ну, смотри Васька, я ведь тебя предупреждал!

Прямым следствием этого происшествия, была немедленная отправка санитарных и похоронных команд к месту боя у Езерджи, с целью поиска выживших. Задействованы на это были роты, не участвовавшие в деле и потому не понесшие потерь. Солдаты, разбившись цепью, еще раз обошли местность, стараясь не пропустить ни малейшей складки на ней, где бы могли оказаться их раненные или убитые товарищи. Вскоре поиск увенчался первым успехом — вольноопределяющемуся Гаршину удалось найти в густых зарослях раненного в обе ноги рядового второй роты Василия Арсентьева. Бедолага лежал рядом с убитым им аскером в полном сознании. Как оказалось, он слышал, что рядом ходили люди, однако не знал русские это или турки и потому боялся подать голос. Жажду он утолял из фляжки найденной им у мертвого противника, еды не имел вовсе и, по словам осматривавшего его при приеме в лазарет Соколова, непременно погиб, если бы его нашли хотя бы днем позже. Даже и теперь, врачам пришлось отнять ему одну из ног, но, по крайней мере, жизни его ничего не угрожало.

Вся эта история произвела на впечатлительного Всеволода такое действие, что он несколько дней ходил сам не свой и друзья даже опасались за его душевное здоровье. Однако все обошлось и вскоре Михалыч, как его называли солдаты, вернулся в свое обычное состояние. Вообще, нельзя не отметить, что в полку все любили Гаршина. Несмотря на явную слабость, он стойко переносил вместе со всеми тягости похода. Был неизменно приветлив и никогда и никому не отказывал в помощи. Единственный с кем у него не складывались отношения, был Будищев. Не то чтобы они враждовали, но всякий раз при встрече между ними случались недоразумения, так что они старались даже избегать друг друга.

Впрочем, получалось это далеко не всегда. В тот день, Дмитрий был свободен от службы и занимался тем, что мастерил пулелейку. Дело в том, что захваченный им в бою у Езерджи револьвер оказался капсюльным. То есть заряжались каморы его барабана не металлическими патронами как Смит-Вессоны, Галаны или Лефоше, а отдельно порохом и пулями. Капсюли же надевались на специальные шпеньки брандтрубок на тыльной стороне барабанов. В горячке боя разбираться с этим времени не было, но после него, эта конструкция нимало удивила Будищева. Впрочем, ничего особо сложного в ней тоже не было. Найти капсюли, порох или свинец не составляло ни малейшей проблемы, но вот пули нужно было отливать самому.

Прежде всего, нужна была модель для отливки. Поразмыслив, Дмитрий решил разрядить одну из камор, но дело это оказалось совсем не простым. Пули плотно сидели в гнездах, так что выковырнуть их никак не получалось. Тем более что никаких инструментов кроме ножа и штыка у него не было. Идти на поклон к полковому оружейнику не хотелось, один Бог знает, как он мог отреагировать на наличие у простого солдата трофейного револьвера. Пришлось идти по пути наименьшего сопротивления и разрядить револьвер выстрелом. Найдя укромное местечко в небольшой овраге по дну которого протекал не совсем еще пересохший от жары ручей, Будищев обмотал револьвер куском рогожи, чтобы заглушить выстрел, и спустил курок. Творение неведомого оружейника исправно выплюнуло огонь, дым и кусочек свинца. Звук и впрямь получился негромким, зато вони и дыму было хоть отбавляй. Опустившись на колени, он принялся за поиски, и скоро пуля была у него в руках. Вода и жидкая грязь не дали ей деформироваться, так что можно было приниматься за дело.

Далее нужен был гипс. Достать его можно было только в лазарете, но вот попасть туда без разрешения начальства, нечего было и мечтать. Увы, вольница у охотничьей команды закончилась вместе с ранением Линдфорса. Пришлось идти к Михау. Поручик после памятного боя у Езерджи долгое время ходил как не свой, но постепенно пришел в себя, хотя и был лишь тенью бывшего командира стрелковой роты.

— Здравия желаю вашему благородию! — поприветствовал его Дмитрий.

— Охотник, — поднял на него глаза офицер. — Чего тебе?

— Господин поручик, разрешите отлучиться в лазарет?

— Зачем?

— Навестить рядового Шматова.

— А это тот, кого ты раненного нашел?

— Так точно.

— Хорошо, только недолго.

— Слушаюсь!

— Подожди, — Михау, будто спохватившись, остановил собиравшегося уходить Будищева и пристально, словно не узнавая, вгляделся ему в глаза. — верно ли, что это ты подстрелил Азиз-пашу?

— Так точно!

— И полковника Тинькова спас?

— Так точно!

— Да не кричи ты, — поморщился поручик, — отвечай по-человечески.

— Было такое.

— И пленного для генерала Тихменева ты раздобыл?

— Я, ваше благородие, только не один, а вместе с Федькой Шматовым.

— Черт знает, что такое! — непонятно на что выругался поручик и махнул рукой, ступай, мол.

Размышлять, что все это значит, у Будищева времени не было, так что он как можно быстрее отправился к лазарету. Добравшись до места, он остановился и принялся разглядывать снующих туда-сюда санитаров и вскоре нашел того кого искал. Нескладный солдат, ростом немногим выше Федькиного, пытался наколоть щепу для растопки, но руки у него дрожали, и топор все время соскальзывал в сторону. Причина тремора была крупными буквами написана на его набезображенном интеллектом лице — санитар явно мучился с похмелья.

— Онищенко, ты скоро? — раздался чей-то голос из палатки, — инструменты кипятить надо!

— Давай помогу, браток, — улыбнувшись, предложил ему Дмитрий.

— Помоги, сделай милость, — не стал отказываться тот, — а то руки что-то не слушаются.

— Болеешь, поди? — усмехнулся Будищев, берясь за топор.

— Инх… инф… инхлюэнца[51] у меня, вот! — с умным видом отвечал ему санитар. — Тут, брат, лазарет, от заразы не спрячешься.

— Ну, это болезнь не опасная, ее легко вылечить.

— Да что ты понимаешь! — взвился оскорбленный в лучших чувствах медработник, — тут, может, ученые люди, не тебе чета, разобраться не могут, а ты… ты…

— Точно тебе говорю, — не смутился Дмитрий, — у меня, кстати, где-то было лекарство, хочешь попробовать?

Сняв с пояса флягу, сделанную еще во время стоянки в Бердичеве, он энергично встряхнул ее содержимое и, открыв пробку, понюхал. Нос Онищенко тут же пришел в движение, в глазах родилось понимание и низший служитель Гиппократа неуверенно протянул руку.

— Нукася…

Взяв в руки протянутую ему бутыль, санитар неуверенно приложил горлышко к губам, и живительная влага факельным шествием прошла по ссохшемуся горлу. Впрочем, насладиться в полной мере Будищев ему не дал, тут же отобрав емкость.

— Помогло? — насмешливо спросил он солдата.

— Спаси тебя Христос, — закивал тот, — вроде попустило!